Ангелы с плетками - [23]

Шрифт
Интервал

— Ради Бога, Виктория, ты же знаешь, неприлично заставлять людей ждать.

Совершая туалет, я изо всех сил тянула время: мои руки и ноги затекли от усталости, пока дорогая мисс П. меня причесывала.

Спустившись вниз, я увидела, как они вдвоем скачут к дому, улыбаясь и сердечно желая мне доброго утра. Оба прекрасно ездили верхом. Анджела выглядела просто великолепно: светлую кожу оттеняла черная материя костюма-амазонки, рот был выжидающе приоткрыт, а ясные глаза игриво блестели… Мы поскакали к озеру — Кеннет во главе, Анджела вслед за мной. Я собиралась улизнуть от них, терзаясь каким-то дурным предчувствием. Мой план был таков: немного отстать, а затем свернуть и пуститься легким галопом к хендерсоновской ферме. Добравшись туда, попросить парного молока и остаться у миссис Хендерсон, пока не наступит пора возвращаться к завтраку. Но как можно быть такой наивной! Ведь я была их пленницей. Даже когда мы подъехали к озеру, где тропа расширялась, оба остались на своих местах. Мне казалось, будто проницательный взгляд Анджелы пронзал мне затылок, подобно двойному пылающему сапфиру. Солнце припекало, но я вся тряслась.

Вскоре мы покинули берег озера и молча поскакали за Кеннетом в Гробрукский лес. Похоже, Кеннет хорошо знал дорогу. Он уже ездил сюда с дядей Джоном и папой, наверное, хорошо изучил местность и ни разу не сбился с пути. Чуть позже Кеннет перешел на легкий галоп. Мы последовали его примеру и вскоре выехали на узкую тропинку, где он без колебаний свернул налево. Теперь ветки нависали так низко, что нам приходилось наклонять головы, чтобы не остаться без шляпок. Я задрожала и впервые в жизни застучала зубами. В желудке внезапно появилось мучительное чувство тяжести, голова закружилась, а во рту пересохло. Мы ехали до тех пор, пока стало практически невозможно двигаться дальше; тогда Кеннет махнул нам рукой, и мы остановились. Спешившись, он помог Анджеле спуститься и, собрав поводья всех трех лошадей в пучок, привязал их к дереву. Лишь после этого он ссадил на землю меня.

За всю дорогу мы не обмолвились ни словечком. По-прежнему молча зашагали мы по тропинке, пока не дошли до поляны, поросшей мхом и окруженной чащобой. Из-за густой листвы сюда почти не проникали лучи утреннего солнца, и лишь кое-где виднелись островки света, где мох блестел буйной зеленью на почти черной земле.

Кеннет не отпускал мою руку. Я чуть было не расплакалась, уже поняв по их сосредоточенно-молчаливого виду, что они выполняли какой-то хорошо продуманный план, и жертвой этого замысла, несомненно, должна была стать я.

Насколько я могла судить, мы очутились в глухой чаще. Если б я позвала на помощь, никто бы меня не услышал. Разумеется, Хейворд, наш старый егерь, возможно, совершал поблизости свой обход. Но он был стар и уже много лет исполнял обязанности лишь формально. Я была убеждена, что в округе никого нет.

Я взглянула на них. Мне показалось, будто я разгадала их намерение, но после увиденного в зеркале все же считала, что это невозможно.

Все это промелькнуло у меня в голове за те пару секунд, что мы добирались до поляны. Кеннет отпустил мою руку, закрутив меня при этом, как волчок, так что я чуть не потеряла равновесие… и ухватилась за ближайшее дерево, чтобы не упасть. Тем временем Анджела стояла и смотрела на меня с полнейшим безразличием, рассеянно, с отсутствующим видом стегая кнутом кустарник и деревья.

— Надо поторапливаться, — сказал Кеннет. Анджела кивнула и, не проронив ни слова, шагнула ко мне. Сперва я подумала, что она собирается выпороть меня, и закрыла руками лицо. Затем я безудержно, невыразимо жалобно зарыдала, думая о том, как же от них избавиться, да и как меня вообще угораздило попасть к ним в лапы.

— Скорее, — категорично сказал Кеннет, — я не могу ждать вечно, ей-богу.

Я обратила внимание на контуры его хуя, вытянувшегося во всю длину под мягкой тканью бриджей для верховой езды. Заметив, куда я смотрю, Кеннет дьявольски ухмыльнулся и, расстегнувшись, с кряхтением вытащил свою штуковину наружу. Он двигал ее оболочку вверх-вниз — осторожно и настойчиво, так что раздувшаяся головка то пряталась, то обнажалась, темная дырочка разевалась, и оттуда сочилась белая пенка.

— Ей-богу, — пробормотал он вновь, глядя на меня сощуренными свирепыми глазами.

Оцепенев от столь отталкивающего зрелища, я не заметила, как Анджела расстегнула все крючки на моей амазонке, раздела меня и аккуратно сложила всю одежду — чтобы не помялась. После этого я осталась перед ними голая, в одних ботинках и чулках.

Кеннет снял брюки и, зажав в руке свое тяжелое орудие, прошагал ко мне. Я остолбенела. Он начал тереть своей обжигающей штукой о мою грудь, дергая пальцами за соски и бормоча что-то про себя. Лицо его побагровело, на глаза упали длинные спутанные пряди.

— Сдается мне, я сейчас оприходую тебя, Викки, — сказал он, — сдается мне, ты это почувствуешь и я почувствую тоже.

От его смеха я поежилась.

Двумя резкими ударами по груди он заставил меня попятиться. Зашатавшись, я упала на мох, ноги разъехались в стороны. Не успела я подняться, как Анджела с быстротой тигрицы прыгнула на меня и прижала к земле, дабы ее бесчестный братец смог сделать со мной все, что пожелает.


Еще от автора Жорж Батай
Процесс Жиля де Рэ

«Процесс Жиля де Рэ» — исторический труд, над которым французский философ Жорж Батай (1897–1962.) работал в последние годы своей жизни. Фигура, которую выбрал для изучения Батай, широко известна: маршал Франции Жиль де Рэ, соратник Жанны д'Арк, был обвинен в многочисленных убийствах детей и поклонении дьяволу и казнен в 1440 году. Судьба Жиля де Рэ стала материалом для фольклора (его считают прообразом злодея из сказок о Синей Бороде), в конце XIX века вдохновляла декадентов, однако до Батая было немного попыток исследовать ее с точки зрения исторической науки.


История глаза

Введите сюда краткую аннотацию.


Сакральное

Лаура (Колетт Пеньо, 1903-1938) - одна из самых ярких нонконформисток французской литературы XX столетия. Она была сексуальной рабыней берлинского садиста, любовницей лидера французских коммунистов Бориса Суварина и писателя Бориса Пильняка, с которым познакомилась, отправившись изучать коммунизм в СССР. Сблизившись с философом Жоржем Батаем, Лаура стала соучастницей необыкновенной религиозно-чувственной мистерии, сравнимой с той "божественной комедией", что разыгрывалась между Терезой Авильской и Иоанном Креста, но отличной от нее тем, что святость достигалась не умерщвлением плоти, а отчаянным низвержением в бездны сладострастия.


Пустота страха

«Человеческий ум не только вечная кузница идолов, но и вечная кузница страхов» – говорил Жан Кальвин. В глубине нашего страха – страх фундаментальный, ужасное Ничто по Хайдеггеру. Чем шире пустота вокруг нас, тем больше вызываемый ею ужас, и нужно немалое усилие, чтобы понять природу этого ужаса. В книге, которая предлагается вашему вниманию, дается исторический очерк страхов, приведенный Ж. Делюмо, и философское осмысление этой темы Ж. Батаем, М. Хайдеггером, а также С. Кьеркегором.


Проклятая доля

Три тома La part maudite Жоржа Батая (собственно Проклятая доля, История эротизма и Суверенность) посвящены анализу того, что он обозначает как "парадокс полезности": если быть полезным значит служить некой высшей цели, то лишь бесполезное может выступать здесь в качестве самого высокого, как окончательная цель полезности. Исследование, составившее первый том трилогии - единственный опубликованный еще при жизни Батая (1949), - подходит к разрешению этого вопроса с экономической точки зрения, а именно показывая, что не ограничения нужды, недостатка, но как раз наоборот - задачи "роскоши", бесконечной растраты являются для человечества тем.


Ненависть к поэзии. Порнолатрическая проза

Том литературной прозы крупнейшего французского писателя и мыслителя XX века Жоржа Батая (1897–1962) включает романы и повести «История глаза», «Небесная синь», «Юлия», «Невозможное», «Аббат С.» и «Divinus Deus», первой частью которого является «Мадам Эдварда». Стремясь к «невозможному» мистическому опыту, герои Батая исследуют мрачные, зачастую отталкивающие глубины человеческой психики, разврат служит им средством религиозных исканий.Издание снабжено богатым научным аппаратом и предназначено как специалистам по современной литературе и культуре, так и более широкой аудитории.http://fb2.traumlibrary.net.


Рекомендуем почитать
Дриада для повелителя стихий

Говорила мне мама в детстве: никогда не садись в машину к незнакомцам, не подходи к подозрительным личностям, тем более на безлюдной улице, но что делать, если пожилой человек схватился за сердце, готовый осесть на землю. Естественно, кинуться на помощь. Только вот старикашка оказался совсем не болен и вместо того, чтобы принять предложенную помощь, подложил знатную свинью. В итоге я оказалась в совершенно незнакомом мире с варварскими обычаями, в чужом теле и… рабском ошейнике, одной из сотни гонимых мужчин и женщин на невольничий рынок Таргезии.


Песня Обманщика

Давным-давно обманщик Локи пытался украсть золотые яблоки бессмертия. Но зачем? Что он собирался с ними делать? Совсем недавно смертная жена Локи, Каролина, родила их первенца. Родители, лишенные сна, изо всех сил пытаются насладиться своей первой спокойной ночью за последние нескольких месяцев, но старая песня рождает старые воспоминания, и Каролина наконец-то узнает мрачную, душераздирающую историю о том, почему Локи попытался украсть волшебные яблоки Идунны. И что он потерял при этой попытке. Переведено специально для группы ˜"*°†Мир фэнтези†°*"˜: http://vk.com/club43447162.


В предчувствии атаки

Для Кота и его друзей наступила пора нового испытания. Их всех ждала Академия. Чем обернётся новая встреча с Дмитрием? Каким окажется на пробу Илья Разумовский, тот, кто может унаследовать титул князя? И проявят ли себя враги? Коту, всегда остро ощущающему опасность, теперь нужно быть всегда на стороже. Всегда жить в предчувствии атаки…


Катя. Роман на 22 страницах

«Произведение впечатляет. Как будто сжатый до предела роман… Неожиданный финал сильно воздействует на восприятие. Рассказ запоминается в целом, остаются в памяти многие фразы».(Отзыв | Главный редактор «ACT»)


Великий Волшебник

Это книга о том, как из людей получаются волшебники. Это не так уж сложно — надо только попасть в ловушку, оказаться в Лабиринте и последовательно пройти семь перевоплощений.Сначала надо стать Красной Девой, потом — Оранжевым Гномом, потом — кем-то жёлтым, а кем, я уже и не помню, так как читал эту книгу слишком давно. А вы можете прочитать ее прямо сейчас — во всяком случае, первую глобулу.


Буколические сказы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Дом Аниты

«Дом Аниты» — эротический роман о Холокосте. Эту книгу написал в Нью-Йорке на английском языке родившийся в Ленинграде художник Борис Лурье (1924–2008). 5 лет он провел в нацистских концлагерях, в том числе в Бухенвальде. Почти вся его семья погибла. Борис Лурье чудом уцелел и уехал в США. Роман о сексуальном концлагере в центре Нью-Йорка был опубликован в 2010 году, после смерти автора. Дом Аниты — сексуальный концлагерь в центре Нью-Йорка. Рабы угождают госпожам, выполняя их прихоти. Здесь же обитают призраки убитых евреев.


Сестра Моника

У безумного монаха Медарда, главного героя «Эликсиров сатаны» — романа, сделавшего Э.Т.А. Гофмана (1776—1822) европейской знаменитостью, есть озорная сестра — «Сестра Моника». На страницах анонимно изданной в 1815 году книги мелькают гнусные монахи, разбойники, рыцари, строгие учительницы, злокозненные трансвеститы, придворные дамы и дерзкие офицеры, бледные девственницы и порочные злодейки. Герои размышляют о принципах естественного права, вечном мире, предназначении женщин, физиологии мученичества, масонских тайнах… В этом причудливом гимне плотской любви готические ужасы под сладострастные стоны сливаются с изысканной эротикой, а просветительская сатира — под свист плетей — с возвышенными романтическими идеалами. «Задираются юбки, взлетают плетки, наказывают, кричат, стонут, мучают.


Некрофил

От издателя Книги Витткоп поражают смертельным великолепием стиля. «Некрофил» — ослепительная повесть о невозможной любви — нисколько не утратил своей взрывной силы.Le TempsПроза Витткоп сродни кинематографу. Между короткими, искусно смонтированными сценами зияют пробелы, подобные темным ущельям.Die ZeitГабриэль Витткоп принадлежит к числу писателей, которые больше всего любят повороты, изгибы и лабиринты. Но ей всегда удавалось дойти до самого конца.Lire.


Мать и сын

«Мать и сын» — исповедальный и парадоксальный роман знаменитого голландского писателя Герарда Реве (1923–2006), известного российским читателям по книгам «Милые мальчики» и «По дороге к концу». Мать — это святая Дева Мария, а сын — сам Реве. Писатель рассказывает о своем зародившемся в юности интересе к католической церкви и, в конечном итоге, о принятии крещения. По словам Реве, такой исход был неизбежен, хотя и шел вразрез с коммунистическим воспитанием и его открытой гомосексуальностью. Единственным препятствием, которое Реве пришлось преодолеть для того, чтобы быть принятым в лоно церкви, являлось его отвращение к католикам.