Ангелы одиночества - [48]
Теперь я пытаюсь подыскать себе отдельную кабинку чтобы сесть - и не нахожу - поэтому я поднимаюсь наверх и сажусь в большой семейной кабине с занавесками но они меня выгоняют ("Вам нельзя сидеть здесь, это для семей и банкетов") (после чего не подходят меня обслужить, хотя я жду), поэтому я отодвигаю свой стул и перебираясь вниз нахожу там кабинку и говорю официанту "Не подсаживайте ко мне никого, я люблю есть один" (в смысле в ресторанах, конечно) - Креветки в коричневом соусе, цыплята поджаренные с карри, кисло-сладкие ребра, все это из меню китайского обеда, я съедаю все это запивая еще одним пивом, в общем ужасный обед получился и я с трудом его доедаю - но все же доедаю до конца, расплачиваюсь и сваливаю оттуда Выходя в теперь уже предсумеречный парк с играющими в песочнице и качающимися на качелях детишками и стариками глазеющими на них со скамеек Я подхожу и сажусь.
Китайские ребятишки разыгрывают мировые драмы в песочнице - Подходит папаша, забирает троих разных малышей и уводит их домой - Копы заходят в тюремное здание, напротив через улицу. Воскресенье в Сан-Франциско.
Патриарх с остроконечной бородкой кивает мне а потом подсаживается к своему старому приятелю и они начинают громко говорить по-русски. Сразу узнаю эти olski-dolski где бы ни услышал, nyet?
Потом не спеша иду я в нарастающей свежести, и в сумерках уже прохожу улицами Чайнатауна, как обещал себе на Пике Одиночества, подмигиванье неоновых огоньков, магазинные лица, гирлянды лампочек через Грант-стрит, Пагоды.
Я иду в свою комнату в отеле и немного валяюсь на кровати, покуривая, вслушиваясь в звуки проникающие в окошко из двора Белл-отеля, шум звякающей посуды, проезжающих автомобилей и китайской речи - Со всех сторон мир причитает жалобно, везде и в моей комнате даже слышен этот звук, насыщенный и ревущий звук тишины свистящий в моих ушах и плещущийся в алмазной персепине[46], и я расслабляюсь и чувствую как мое астральное тело покидает меня, и лежу так в состоянии полного транса, и вижу сквозь все. Я вижу всезаполняющий белый свет.
77
Это традиция Норт Бич, Роб Доннелли тоже однажды прилег так в своем бродвейском отеле, и его понесло, и он видел целые миры, и вернулся назад проснувшись на кровати в своем номере, полностью одетый к выходу из дома
И очень даже может быть что и старый Роб, в сдвинутой набок пижонской кепке Мэла Дамлетта, может быть и он в Подвале прямо вот сейчас
Сейчас в Подвале все ждут музыкантов, не слышно ни звука, нет ни одного знакомого лица, и я болтаюсь туда-сюда по тротуару перед входом и тут с одной стороны появляется Чак Берман, а с другой Билл Сливовиц, поэт, и мы разговариваем облокотившись о крыло автомобиля - Чак Берман выглядит усталым, глаза его как-то затуманены, но он носит мягкие модные ботинки и выглядит в вечернем свете невероятно круто - Билла Сливовица все эти дела не интересуют, он одет в поношенную спортивную куртку и прохудившиеся ботинки а в карманах таскает стихи - Чак Берман под торчем, так и говорит, я уторченный, потом медлит немного оглядываясь по сторонам и сваливает куда-то - говорит что вернется назад - Последний раз когда я видел Билла Сливовица он спросил меня "Ты куда идешь?" а я заорал в ответ "А какая разница?" поэтому теперь я извиняюсь и объясняю что был с похмелья - Мы заходим в Местечко выпить пива.
Местечко - это приятный коричневый бар отделанный деревом, с опилками на полу, пивом в баррелевых[47] стеклянных кружках, старым пианино на котором можно тарабанить любому желающему, и вторым ярусом который представляет собой что-то типа балкона с маленькими деревянными столиками и - разве кто против? дрыхнущей на скамейке кошкой - Обычно я хорошо знаю всех местных барменов, но не сегодня - и я предоставляю Биллу раздобыть пива и за круглым столиком мы разговариваем о Сэмюэле Беккете и прозе и поэзии. Билл думает что Беккет это тупик, он постоянно повторяет это, его очки посверкивают, у него вытянутое серьезное лицо, мне трудно поверить что он серьезно говорит о смерти, но это так - "Я мертв", говорит он, "Я написал несколько поэм о смерти"
"Ну и где же они?"
"Они еще не окончены, чувак".
"Пошли в Подвал слушать джаз", и мы выходим и заворачиваем за угол и уже на подходе к дверям я слышу как они там внизу завывают, целая команда теноров и альтов и труб ведущая первую тему - Бумм, мы заходим как раз когда они смолкают и тенор начинает соло, тема незамысловатая, "Джорджия Браун" тенор ведет ее мощно и широко, сочным таким звучанием - Они приехали из Филмора на машинах, со своими девчонками и в одиночку, стильные цветные чуваки воскресного Сан-Франа, в прекрасных ловко сидящих шмотках спортивного покроя, прям одуреть можно какие ботинки, лацканы, в галстуках и без, настоящие мачо [48]- они привезли свои трубы в такси и в собственных машинах, они ворвались в Подвал чтобы показать настоящие класс и джаз, негры которые когда-нибудь станут спасением Америки - я думаю так, потому что когда последний раз я был в Подвале он был полон угрюмых белых сидящих во время бестолкового джема и ждущих возможности затеять драку, и они ее затеяли, с моим братишкой Рэйни которого вырубил незаметно подошедший здоровенный злобный 250-фунтовый детина-моряк знаменитый тем что он пьянствовал вместе с Диланом Томасом и Джимми Греком в Нью-Йорке - Сейчас здесь слишком классно для драки, сейчас здесь джаз, стоит страшный гам, полно красивых девушек, и одна безумная брюнетка у стойки набралась уже со своими парнями - И еще одна чудная девица которую я знаю откуда-то, в простом платье с карманами, руки в карманах, короткая стрижка, сутулящаяся, болтающая со всеми подряд - Они ходят вверх-вниз по лестнице - Официантами здесь работает обычная команда местных тусовщиков и среди них не-от-мира-сего барабанщик который подняв к небесам свои голубые глаза, бородатый, пощелкивает крышками открываемых пивных бутылок и импровизирует на кассовом аппарате, и все это сливается в бит - Это бит-поколение, это beat
Джек Керуак дал голос целому поколению в литературе, за свою короткую жизнь успел написать около 20 книг прозы и поэзии и стать самым известным и противоречивым автором своего времени. Одни клеймили его как ниспровергателя устоев, другие считали классиком современной культуры, но по его книгам учились писать все битники и хипстеры – писать не что знаешь, а что видишь, свято веря, что мир сам раскроет свою природу. Именно роман «В дороге» принес Керуаку всемирную славу и стал классикой американской литературы.
"Бродяги Дхармы" – праздник глухих уголков, буддизма и сан-францисского поэтического возрождения, этап истории духовных поисков поколения, верившего в доброту и смирение, мудрость и экстаз.
После «Биг Сура» Керуак возвращается в Нью-Йорк. Растет количество выпитого, а депрессия продолжает набирать свои обороты. В 1965 Керуак летит в Париж, чтобы разузнать что-нибудь о своих предках. В результате этой поездки был написан роман «Сатори в Париже». Здесь уже нет ни разбитого поколения, ни революционных идей, а только скитания одинокого человека, слабо надеющегося обрести свое сатори.Сатори (яп.) - в медитативной практике дзен — внутреннее персональное переживание опыта постижения истинной природы (человека) через достижение «состояния одной мысли».
«Ангелы Опустошения» занимают особое место в творчестве выдающегося американского писателя Джека Керуака. Сюжетно продолжая самые знаменитые произведения писателя, «В дороге» и «Бродяги Дхармы», этот роман вместе с тем отражает переход от духа анархического бунтарства к разочарованию в прежних идеалах и поиску новых; стремление к Дороге сменяется желанием стабильности, постоянные путешествия в компании друзей-битников оканчиваются возвращением к домашнему очагу. Роман, таким образом, стал своего рода границей между ранним и поздним периодами творчества Керуака.
Еще при жизни Керуака провозгласили «королем битников», но он неизменно отказывался от этого титула. Все его творчество, послужившее катализатором контркультуры, пронизано желанием вырваться на свободу из общественных шаблонов, найти в жизни смысл. Поиски эти приводили к тому, что он то испытывал свой организм и психику на износ, то принимался осваивать духовные учения, в первую очередь буддизм, то путешествовал по стране и миру. Единственный в его литературном наследии сборник малой прозы «Одинокий странник» был выпущен после феноменального успеха романа «В дороге», объявленного манифестом поколения, и содержит путевые заметки, изложенные неподражаемым керуаковским стилем.
Еще при жизни Керуака провозгласили «королем битников», но он неизменно отказывался от этого титула. Все его творчество, послужившее катализатором контркультуры, пронизано желанием вырваться на свободу из общественных шаблонов, найти в жизни смысл. Поиски эти приводили к тому, что он то испытывал свой организм и психику на износ, то принимался осваивать духовные учения, в первую очередь буддизм, то путешествовал по стране и миру.Роман «Суета Дулуоза», имеющий подзаголовок «Авантюрное образование 1935–1946», – это последняя книга, опубликованная Керуаком при жизни, и своего рода краеугольный камень всей «Саги о Дулуозе» – автобиографического эпоса, растянувшегося на много романов и десятилетий.
«Юность разбойника», повесть словацкого писателя Людо Ондрейова, — одно из классических произведений чехословацкой литературы. Повесть, вышедшая около 30 лет назад, до сих пор пользуется неизменной любовью и переведена на многие языки. Маленький герой повести Ергуш Лапин — сын «разбойника», словацкого крестьянина, скрывавшегося в горах и боровшегося против произвола и несправедливости. Чуткий, отзывчивый, очень правдивый мальчик, Ергуш, так же как и его отец, болезненно реагирует на всяческую несправедливость.У Ергуша Лапина впечатлительная поэтическая душа.
Сборник «Поговорим о странностях любви» отмечен особенностью повествовательной манеры, которую условно можно назвать лирическим юмором. Это помогает писателю и его героям даже при столкновении с самыми трудными жизненными ситуациями, вплоть до драматических, привносить в них пафос жизнеутверждения, душевную теплоту.
Герой романа «Искусство воскрешения» (2010) — Доминго Сарате Вега, более известный как Христос из Эльки, — «народный святой», проповедник и мистик, один из самых загадочных чилийцев XX века. Провидение приводит его на захудалый прииск Вошка, где обитает легендарная благочестивая блудница Магалена Меркадо. Гротескная и нежная история их отношений, протекающая в сюрреалистичных пейзажах пампы, подобна, по словам критика, первому чуду Христа — «превращению селитры чилийской пустыни в чистое золото слова». Эрнан Ривера Летельер (род.
Если в двух словах, то «желание исчезнуть» — это то, как я понимаю войну.
С Вивиан Картер хватит! Ее достало, что все в школе их маленького городка считают, что мальчишкам из футбольной команды позволено все. Она больше не хочет мириться с сексистскими шутками и домогательствами в коридорах. Но больше всего ей надоело подчиняться глупым и бессмысленным правилам. Вдохновившись бунтарской юностью своей мамы, Вивиан создает феминистские брошюры и анонимно распространяет их среди учеников школы. То, что задумывалось просто как способ выпустить пар, неожиданно находит отклик у многих девчонок в школе.
Эта книга о жизни, о том, с чем мы сталкиваемся каждый день. Лаконичные рассказы о радостях и печалях, встречах и расставаниях, любви и ненависти, дружбе и предательстве, вере и неверии, безрассудстве и расчетливости, жизни и смерти. Каждый рассказ заставит читателя задуматься и сделать вывод. Рассказы не имеют ограничения по возрасту.