Ангелы не падают - [26]

— Хочешь, я поговорю с ним? — спросила она, протягивая мне бумажный стаканчик с кофе.

— С кем? — не сразу понял я.

— С твоим отцом, — Энджи протянула руку и погладила меня по щеке, как будто я был маленьким ребенком, мучавшимся от сильного жара. — Я поговорю с ним, и он согласится. Я смогу убедить его принять твою помощь… и принять тебя.

— Не надо, — ответил я. — Никто его не переубедит. Он упрямый упертый старик.

— Ну так ты не будь таким упрямым, — она поцеловала меня в лоб.

Энджи говорила как моя мама. Может быть, это заставило меня согласиться на ее предложение. Не знаю, что мною двигало. Я по-прежнему не очень верил в рассказы об ангелах. Но она умела уговаривать. Как будто имела надо мной какую-то силу.

— Это не поможет, Эндж, — сказал я, — но если ты хочешь помочь, я не могу отказать тебе.

В тот же день мы взяли билеты и полетели в Луизиану, туда, где над полем все еще возвышались шатры бродячего цирка.

Дальше все происходило, как во сне, как в кино. Мы приехали к цирку, вошли в трейлер моих родителей. Я представил Энджи, успев назвать только ее имя. Едва она протянула руку для приветствия моему отцу, он изменился в лице. Он улыбнулся очень приветливо, как давно не улыбался мне. Его глаза как будто зажглись давно погасшим светом. Это было волшебство. Это не поддавалось логике. Потом Энжд попросила меня оставить их. Все время, пока они говорили, я стоял на улице под дверью нашего семейного трейлера, нашего дома, и смотрел на просыпающиеся в сумеречном небе звезды. Цирк настиг меня клоунским смехом, от которого я бежал всю жизнь. Только слишком поздно. Смех теперь превратился в кашель с кровью. Я спросил себя: если бы все вернуть и знать заранее, как будет, уехал бы я тогда, бросил бы отца, зная, как он воспримет мой отъезд? Да, уехал бы, — ответил я сам себе. Бросил бы я свои мечты, знай о том, как все обернется? Нет. Ответы заставили меня поежится. Значит ли это, что я никогда не любил своих родителей? От этого вопроса все сжалось внутри. Я не мог сглотнуть. В голове звучало эхо маминых слов: «Если ты счастлив там, где оказался, значит выбрал правильный путь». Одно я мог сказать точно — в самые тяжелые и одинокие свои дни в Нью-Йорке я был намного счастливее, чем когда-либо в бродячем цирке. Мой диалог с самим собой прервала Энджи. Она вышла из трейлера с умиротворенной улыбкой, какая точно может быть только у ангела, и сказала:

— Все в порядке, Нил! Твой отец согласился. Он сейчас соберет вещи и полетит с нами. Мы сможем устроить его в больницу — у меня там есть знакомый врач.

— Как тебе удалось? — только и смог выдавить я.

Она лишь улыбнулась шире, пожала плечами и взяла меня за руку. Я так и не узнал ничего о том разговоре, ни от Энджи, ни от отца. Что она сказала моему старику — до сих пор самая большая тайна.

Папа весь полет был молчалив. Хотя еще чувствовались тиски его гордости, сжимающие горло, он простил меня — это я теперь знал.

По приезду в Нью-Йорк мы сняли отцу маленькую квартиру недалеко от больницы, где ему предстояло проходить лечение. Он категорически отказался жить у меня. Два дня перед Новым годом были полны суеты, но у Энджи действительно оказался знакомый врач, который помог все устроить за справедливые деньги. В новогодний вечер отец очень устал. Он лег спать, отравив нас с Энджи встречать Новый Год.

Когда мы снова оказались вдвоем в моей квартире, я достал бутылку шампанского и два бокала. Мы не знали, который час — телефоны сдохли за день — но толпа на улице кричала нам, что новый год наступит через пять, четыре, три, две, одну… В Нью-Йорке можно обойтись без часов и календарей. Город сам скажет тебе, когда пора веселиться, когда плакать. Я обнял Энджи, прижал к себе, потом взял ее лицо в свои ладони. Я смотрел в ее голубые глаза, принимая ее любой.

— Я все еще ничего о тебе не знаю, — сказал я, — Не знаю тебя настоящую, Эндж. Но я приму тебя любой. Я клянусь, я поверю во все, что ты мне скажешь. Что бы ни случилось в твоей жизни до меня — скажи, и я поверю. С сегодняшнего дня никаких сомнений. Только скажи мне правду, прошу! Я люблю тебя.

— Я тоже люблю тебя, Нил. — ответила она. — Но ты все обо мне знаешь. Я никогда не врала тебе. Я знаю, что в это невозможно поверить, но другой правды не существует.

Она поцеловала меня в губы, так невинно и нежно, что у меня чуть не остановилось сердце. Мы легли спать в одну постель. Я обнял Энджи. Она прижалась ко мне всем телом. Это была самая откровенная близость, на которую я мог рассчитывать с этой девушкой. И это была самая потрясающая близость в моей жизни. Я поверил в тот день, что Энджи действительно была ангелом. Я поверил ей безраздельно, потому что то, что она сделала для меня и моего отца, было настоящим чудом. Только через три дня Энджи решилась мне рассказать, что у чудес бывает и обратная сторона. Сторона, о которой редко рассказывается в сказках и на церковных проповедях. Сторона, которая неизбежно есть у всего.

— Я очень рада, что так сложилось с твоим отцом, Нил, — начала она, — Что вы помирились… И мне невероятно тяжело тебе это говорить, но я должна. Он не победит рак.