Ангелы Монса: Лучники и другие военные легенды - [10]

Скажут, без сомнения, и вполне вероятно, справедливо, что Смит заснул на Гилтаре, и во сне мысль о только что начавшейся большой войне смешалась с его поверхностными знаниями о средневековых сражениях, о тогдашнем вооружении и броне.

Объяснение кажется достаточно убедительным.

Но тут есть небольшая трудность. Я сказал, что Смит — теперь лейтенант Смит. Он получил назначение прошлой осенью и отправился на фронт в мае. Он, по случаю, говорит по-французски довольно хорошо, и потому стал, что называется, офицером связи или кем-то вроде того.

Во всяком случае, он часто бывает на французских позициях.

Он был дома в отпуске на прошлой неделе и рассказал:

«Десять дней назад меня направили в ***. Я добрался туда рано утром и вынужден был подождать немного, прежде чем смог увидеть генерала. Я осмотрелся вокруг, и слева от нас находилась ферма, превратившаяся в кучу руин, с одним круглым дымоходом, возвышавшимся как „фламандские“ дымоходы в Пемброкшире. И затем мимо прошли люди в броне, в точности такие, какими я видел их — французские полки. Вещи, похожие на булавы, оказались бомбометами, а металлические шары на поясах мужчин были бомбами. Мне сказали, что арбалеты использовались для бомбардировок.

Марш, который я наблюдал, был частью большого передвижения; вы еще немало о нем услышите — очень и очень скоро».

«Лондонец»

Лучники и другие благородные призраки

Жил-был журналист — и читателю «Ивнинг ньюс» прекрасно известны его инициалы, — который совсем недавно написал рассказ.

* * *

Конечно, его история должна быть о войне; никаких других историй в настоящее время нет. И он написал об английских солдатах, которые на сумрачных полях Франции стояли насмерть перед темной массой надвигающихся гуннов. Их было мало против неисчислимых множеств, но когда они изготовили оружие к бою, прицелились и открыли огонь, то узнали, что другие сражаются рядом с ними.

Взметнулись ввысь обращения к св. Георгию и зазвенели тетивы; старые лучники Англии восстали ради Англии из могил в том французском краю и сражались за Англию.

* * *

Он говорит, что создал эту историю один, просто сел и записал то, что пришло ему в голову. Но другие знали лучше. Это, должно быть, произошло на самом деле. Был, я помню, доверчивый священнослужитель, который объяснял автору, что тот заблуждается; лучники действительно были и воистину восстали ради битвы за Англию: рассказ абсолютно истинен.

Со своей стороны, я склоняюсь к мнению, что рассказ придуман автором; я видел, как он творит это отвратительное дело. Сам я ненавидел литературную работу с тех пор, как выяснил, что она не столь легка, как кажется поначалу. Я никогда не выказываю особой симпатии к человеку, который водит ручкой по бумаге, размещая слова в правильном порядке. Все-таки священнослужитель в конце концов убедил меня. Кто я такой, чтобы высказывать сомнения касательно веры духовного лица в божественное произволение? Это, должно быть, случилось. Те лучники сражались за нас, и перья серых гусей взвились вверх еще раз в английском бою.

* * *

С того дня я нетерпеливо отыскиваю призраков, которые должны принять участие в этой мировой войне. Никогда с начала времен, не было войны, подобной этой: конечно, Мальборо и Герцог, Тэлбот и Гарри Монмут и немало другого таинственных владык должны мчаться рядом с нашими всадниками.

Старые боги войны пробуждаются от шума орудий.

* * *

Все страны пришли в движение. Недостаточно, что Азия жужжит подобно сердитому улью и далекие острова вооружаются, что Австралия посылает сюда своих молодых людей и Канада устраивает у себя военные лагеря. Когда мы обсуждаем военные новости, мы провозглашаем древние имена: мы спорим, как держится Рим и как дела в Греции.

* * *

Что касается Греции, я перестал говорить о ней. Если я хочу сказать что-нибудь о Греции, мне следует взять поэтическую антологию и указать на прекрасный старый стих лорда Байрона: «Горы взирают на Марафон — и Марафон взирает на море». Но «стоя у могилы Персея», Греция, кажется, пребывает в том же самом настроении, которое вынудило лорда Байрона назвать ее безнадежно дряблой страной.

* * *

«Это Греция, но живой Греции больше нет» — такая же истина, как и прежде.

Последняя телеграмма Кайзера, должно быть, оказала свое успокоительное воздействие. Вы помните, как это случилось: кайзер был слишком занят, чтобы придумывать новые фразы.

Он телеграфировал сестре знакомую потсдамскую сентенцию: «Горе тем, кто посмеет поднять меч на меня». Я уверен, что я слышал это прежде. И он добавил — восхитительный и существенный постскриптум! — «Мои поздравления Тино».

* * *

И Тино — король Константин Эллинский — понял. Он сейчас лежит в постели с высокой температурой и хочет в постели остаться, пока погода не установится. Но перед сном он смог сообщить журналисту, что Греция спокойно занимается своими делами; такова ее миссия — нести цивилизацию миру. Верно, такова была миссия древней Греции. Все, что мы получаем от современной Греции Тино — не цивилизация, а маленькие ягоды черной смородины для сливового пудинга.

* * *

Но Рим… Греция может быть мертва или торгует смородиной. Рим жив и бессмертен. Не говорите со мной о синьоре Джиолитти, который абсолютно уверен, что единственный вопрос, имеющий значение в этой новой Италии, то есть в старом Риме, это коммерческие отношения с Германией. Рим легионов, наш древний хозяин и завоеватель, жив сегодня, и он не может существовать ради позорного мира. В моей газете есть речь поэта, обращенная в Риме к бушующей толпе: я выброшу свою колонку и включу эту речь в Книгу Поэзии.