Артур Мэйчен
Исчезнувший клуб
Жарким августовским вечером один блистательный джентльмен (быть может последний из представителей этой породы, оставшийся в Лондоне), выйдя с Пикадилли-Серкус отправился вдоль широкой и пустынной Пикадилли. Несмотря на безлюдье, он свято соблюдал приличия, свойственные его кругу — его традиционная экипировка и сегодня не изменилась ни на йоту. Красно-желтый цветок в петлице отлично пошитого сюртука сразу выдавал в нем верного сына «Красной Гвоздики»; его цилиндр, туфли и подбородок были отполированы до зеркального блеска; его брюки были аккуратно подвернуты, хотя дождя не было уже несколько недель; а взмахи его трости несли на себе несомненный след гуманитарного образования. Но увы! Как изменилось все вокруг! Давно прошел июнь, когда зеленые рукава швейцаров сверкали на солнце, когда окна клубов не были пустыми, а вдоль улиц двигались длинные блестящие процессии экипажей, и в каждом из них сияла улыбка красавицы. Молодой человек сокрушенно вздохнул, вспоминая милые вечера у Феникса, свидания у Роу, поездки к Хармингэму и многочисленные пирушки в веселой компании. Затем он рассеянно взглянул на полупустой омнибус, с грохотом тащившийся посередине улицы и внезапно замерший перед «Погребком Белой Лошади» (возница заснул на облучке) — я заметил, что в Бадминтоне уже опущены жалюзи. У него еще оставалась слабая надежда увидать на одном из балконов отеля «Космополь» несравненную Брайер Роуз, грациозно облокотившуюся о перила, однако красавица (если она еще не покинула Пикадилли) наверняка уже крепко спала.
Погруженный в столь печальные мысли, юный щеголь прошел мимо «Бадминтон», не заметив, что на другом конце того же самого тротуара показался его двойник. Не будь его «форменная» гвоздика оранжево-розовой, а набалдашник его трости — серебряным, он был бы настолько похож на нашего джентльмена, что различить их можно было бы лишь с помощью сильного увеличительного стекла. И вот два джентльмена встретились: одновременно подняв глаза при виде оригинально, но со вкусом одетого человека, они хором помянули одно и то же божество древнего мира:
«Юпитер Всемогущий! Старина, какого дьявола вас сюда занесло?»
Джентльмен, появившийся со стороны Гайд-Парка, ответил первым.
«Откровенно говоря, Остин, мне пришлось задержаться в городе из-за юридических формальностей. А вы почему все еще не в Шотландии?»
«Вы не поверите, но я улаживаю здесь одну формальность. Курьезное совпадение не правда ли?»
«Ах, что за морока эти юридические формальности! Однако не заниматься ими никак нельзя, — потом хлопот не оберешься».
«Видит Бог, вы правы. Я мог бы сказать то же самое».
Мистер Остин сделал небольшую паузу.
«А где вы были, Филиппс?»
Оба собеседника соблюдали крайне непринужденный тон; правда, при упоминании о «Формальностях» в их глазах промелькнула легкая искра взаимного недоверия, но сторонний наблюдатель отметил бы лишь печать многовековой выучки, лежащую на их невозмутимых бровях.
«Я думаю, не стоит говорить об этом. Сейчас я намерен слегка пообедать у Азарио. „Бадминтон“ закрылся — на ремонт или что-то вроде того, — а „Джуниор Вилтон“ я терпеть не могу. Не хотите ли составить мне компанию?»
«Это было бы очень славно; пожалуй, я не прочь. Правда, я собирался встретиться со своим адвокатом, но это дело может подождать».
«Само собой разумеется! Мы закажем итальянского вина — тою, что в больших бутылях — вы, должно быть знаете, о чем я говорю?» Приятели степенно развернулись и степенной походкой направились в сторону Пикадилли-Серкус; при этом они, конечно, продолжали беседовать на разные темы. Обед в маленьком ресторане доставил им массу удовольствия, главным образом благодаря «кьянти», которого они выпили довольно много. «И в самом деле, легкое вино, не правда ли?» — сказал Филиппс, а Остин с ним согласился, так они опорожнили четверть бутыли и завершили обед, выпив по паре рюмок зеленого «шартреза». Когда они вышли на улицу, покуривая огромные сигары — два пленника долга, увязшие в юридических формальностях — улица, освещенная слабым светом фонарей имела фантастический вид, а одинокая звезда, сиявшая на ясном небе, чрезвычайно напоминала Остину зелень «шартреза». Филиппс согласился с ним. «Знаете, старина, — сказал он, — иногда вот накатывают такие странные чувства — ну, вроде того, о чем пишут в журналах… или в романах. Юпитер Всемогущий! Остин, старина — я сейчас мог бы написать настоящий роман».
Друзья бесцельно брели, не разбирая дороги, сворачивая с одной улицы на другую и поминутно в сентиментальный тон. Между тем большая туча, незаметно подкрадывавшаяся с юга, заволокла небо, и вдруг начался дождь — вначале он шел понемногу большими тяжелыми каплями, а затем все сильней и сильней, и наконец хлынул шумным и безжалостным потоком; сточные канавы переполнились, и бешеные струи заплясали на камнях. Два щеголя мчались так быстро, как только могли, свистя и тщетно крича «Извозчик!» — они промокли до нитки. «Черт побери, куда это мы забрели? — ворчал Филиппс. — Ничего не понимаю. Вроде бы, Оксфорд-стрит…»
Они еще немного ускорили шаг и вдруг, к своей превеликой радости, наткнулись на сухую арку, ведущую в темный проулок или дворик. Друзья молча заняли это убежище — они так промокли и так обрадовались нежданному приюту, что не могли вымолвить ни слова. Остин осматривал свой безвозвратно испорченный цилиндр, а Филиппс только слегка покачивался, будто уставший терьер.
