Anenerbe - [73]

Он не был злым, скорее каким-то равнодушным, и пахло от него всякий раз по-разному. Вечерами, когда взрослым удавалось собраться вместе — событие неслыханное — Дашенька ходила вокруг стола и нюхала. Нюхала батюшку, затем матушку и Дмитрия. И если от родителей всегда исходил родной и знакомый запах, то от Дмитрия пахло непонятно чем. Иногда — усталостью, иногда — табаком, иногда… разобраться и понять, что означал новый и непонятный запах, долгое время не получалось.

— И чего ты вертишься? — спрашивал отец, — не набегалась, присядь хоть на минуточку — в глазах рябит.

— Она же, Семен, ребенок, — говорил брат Дмитрий и пытался погладить по головке.

Семен, — мысленно повторяла Дашенька и смотрела на отца. Это для них он Семен, а для нее — батюшка, и тут же лезла на колени.

— Учиться ей надо, — говорил отец, — без дела сидит, мается.

— Будем учить, — соглашалась мать и бросала изучающий взгляд на дочь.

Учение — еще один мир, полный сказочных открытий, когда неожиданно ты сам становишься волшебником. Когда вырастают крылья, позволяющие отправиться в длительный полет, создать лично тобой задуманные замки и воплотить прежде забытую мечту.

Начали с алфавита и арифметики — через день, как решила матушка. Спросить совета или дождаться подсказки от старых друзей — эха и тишины — бесполезно. Только усердие и терпение — новые товарищи, которые оказались непостоянными и не столь преданными, как надеялась Дашенька. И все же она продвигалась вперед, шаг за шагом познавая магию букв и цифр, складывая слова и решая нехитрые задачки. Вытаскивала на стол вещи и предметы, принималась складывать, вычитать, делить и умножать — получалось! И составлять слова, которые выстраивались неровными буквами, доставляло не меньшее счастье. Мир оказался глубже, чем она думала, и много интересней. Время уже не угнетало, тишина не волновала, а некто страшный и большой и вовсе не был полновластным хозяином дома. Затем она училась шить, стирать, мыть полы — взрослела, как говорили взрослые. Правда, успехи совсем не радовали батюшку — неизвестно по какой причине он грустил, когда следовало радоваться. Дашенька не понимала, чувствуя грусть в глазах отца, не зная, что совсем другим рисовал себе Семен будущее дочери — не с тряпкой и грязной тарелкой в руке, а в легком платьице, красивом и воздушном. Когда-то он ее отчетливо видел — прелестную барышню, говорящую по-французски, далекую от серой и жестокой жизни.

Перемены. Они обязательно придут: либо ворвутся в один прекрасный день вероломно и нежданно, либо заползут тихо и незаметно — не менее коварные и беспощадные. Дашенька — это уже не та наивная и робкая девочка, десять лет — срок поистине космического размаха, особенно, что касается молодости, которая, кстати говоря, и наступила. Молодость сама по себе означает перемены, часто совсем другие, нежели которые ждут и на которые возлагают надежды.

Произошло все внезапно и неожиданно, когда Даша в очередной раз мыла пол на кухне. Привычное занятие, будничное, от чего и последующие события застали ее врасплох. Сообразить и понять, что происходит, в первые секунды она не могла. Платье оказалось на голове, а сзади кто-то сильно и решительно в нее проник. Кто-то — дядя Дмитрий — она слышала, как хлопнула входная дверь, поэтому и не обратила должного внимания, продолжая ползать на коленках. Она также не видела, как долго на нее смотрели вспыхнувшие дьявольским огоньком глаза, как сжались пересохшие губы и прокатилась удушливая волна искушения.

Она не кричала, не сопротивлялась и не плакала — она ждала. Терпеливо и покорно, понимая, что означал тот таинственный и непонятный запах, который она не могла определить, будучи ребенком.

— Прости, — сказал, наконец, дядя Дмитрий и отпустил ее.

Минуту она над чем-то размышляла, затем поправила платье и продолжила мыть пол.

Преодолеть себя — стать другим, намеренно что-то в себе уничтожив, ложно внушая, что избавился и забылся. Обман! Великий обман! Преодолеть себя невозможно. Можно умереть — похоронить того, другого, и родиться вновь, не прежним, знакомым тебе, а чужим и посторонним. За кем ты будешь приглядывать и удивляться. Многое он сделает иначе, вопреки тебе — отсюда и удивление.

Дашенька умерла — там, на кухне, и убил ее дядя Дмитрий. Убил помимо своей воли, от чего вскоре и запил горькую — пропал на неделю. И Даша была ему благодарна. Благодарна за то, что родителям не пришлось объяснять свое поведение, появляющуюся агрессию или болезненную меланхолию. И вновь во сне явился Ангел — забытый персонаж детских кошмаров — призрак, верхом на белом коне. Был он суров и молчалив. Пред ним — полчище нелюдей. На голове у каждой твари как бы венец покойника, лица же нелюдей — на лошадей похожие, изо рта огонь и дым исходит, хвосты подобно змеям изгибаются.

— Нет, — кричит девушка, — молчи! Ни слова не говори! Вспомнила я, все вспомнила. Не трогай его, папенька! Христа ради, не трогай! Не бери грех на душу — за ним уже идут.

И они шли — две тьмы с Запада. Одна скользила серой тенью, ползла змеей, облизывая пашни и равнины, а другая — похожая на темное облако саранчи — летела ночным небом… Ангел, как и девушка, все это видел, поправил сбрую — длинные пулеметные ленты и тяжело вздохнул — вылитый батюшка. Утром мрачный голос объявил: началась война.