Широко представлено творчество таких знаменитых не только в Андалусии, но и во всем арабоязычном мире поэтов, как Ибн Зайдун, Ибн Хамдис, Ибн Хафаджа, Ибн Сахль. Их читали и продолжают читать в таких центрах арабской культуры, как Дамаск, Каир и Багдад.
Некоторые известны прежде всего как прозаики. Стихи они писали в малом количестве, но то, что написано, безусловно, заслуживает внимания читателей: это Ибн Шухайд, Ибн Саид, Ибн аль-Хатиб.
Есть среди поэтов и такие, которые вошли в историю арабской литературы одним прославленным стихотворением, приводимым во всех антологиях. Это аль-Ваккаши, Абу Бака ар-Рунди.
А стихи некоторых поэтов дошли до нас выборочно: в средневековых антологиях или трудах литературных критиков того времени, — как, например, стихи аль-Газаля или некоторые мувашшахи, объединенные Ибн аль-Хатибом в сборник «Воинство мувашшаха».
О многих авторах, чьи произведения нашли здесь место, можно получить более подробные сведения из книги «Средневековая андалусская проза», вышедшей в издательстве «Художественная литература» в 1985 г., где о них повествуют средневековые литераторы и авторы исторических хроник — их современники.
Б. Шидфар
Абд ар-Рахман (ум. в 788) принадлежал к племени корейшитов, к этому же племени принадлежали Мухаммед, основатель ислама, аббасидские халифы и свергнутые ими Омейяды. Был прозван «Соколом корейшитов». Спасаясь от преследований аббасидов, бежал в Северную Африку, а оттуда с группой своих сторонников переправился в Андалусию, где основал эмират со столицей в Кордове.
Абд ар-Рахман прославился стихами, в которых оплакивал судьбу рода Омейядов и вспоминал далекую родину — Сирию.
Перевод В. Потаповой
* * *
В Ко´рдове, в царских садах, увидал я зеленую
Пальму-изгнанницу, с родиной пальм разлученную.
«Жребии наши, — сказал я изгнаннице, — схожи.
С милыми сердцу расстаться судилось мне тоже.
Оба, утратив отчизну, уехали вдаль мы.
Ты чужестранкой росла: здесь чужбина для пальмы.
Утренним ливнем умыться дано тебе благо.
Кажется звездной водой эта светлая влага.
Жителей края чужого ты радуешь ныне.
Корень родной позабыла, живя на чужбине».
* * *
«Плачь!» — говорю. Но не плачешь ты, пальма немая,
Пышной главою склонясь, равнодушно внимая.
Если б могла ты сочувствовать горю собрата,
Ты зарыдала б о пальмах и водах Евфрата.
Ты очерствела, лишенная почвы родимой.
Близких забыл я, Аббасовым родом гонимый.
[1]* * *
Примчавшись на родину, всадник, ты сердцу от бренного тела
Привет передай непременно!
Я западу тело доверил, востоку оставил я сердце
И все, что для сердца священно.
От близких отторгнутый роком, в разлуке очей не смыкая,
Терзаюсь я нощно и денно.
Господь разделил наши души. Но если захочет Всевышний,
Мы встречи дождемся смиренно.
Аль-Газаль (770–864) — прозвище поэта, означающее «газель». Так его прозвали за необыкновенную красоту. Аль-Газаль был придворным поэтом и секретарем кордовских эмиров, выполнял различные дипломатические поручения. Особенно известна его поездка к норманнам. Легенда повествует, что он влюбился в норманнскую королеву, которой посвятил стихи.
Аль-Газаль был последователем багдадской поэтической школы, во главе с Абу Нувасом, старшим современником андалусского поэта. Друзья аль-Газаля рассказывали, что он выдавал некоторые свои стихи за произведения Абу Нуваса и признавался в своем авторстве лишь после того, как стихи получали всеобщее одобрение.
* * *
Перевод М. Петровых
Когда в мое сердце вошла любовь,
От прежних страстей не осталось примет.
Норманнку-язычницу я полюбил,
Ее красота — лучезарный рассвет.
Но чудо живет в чужедальном краю,
Куда не найдешь, не отыщешь след.
Как юная роза, она хороша,
В жемчужные росы цветок разодет.
Она мне дороже и сладостней всех,
Вдали от любимой мне жизни нет.
С другими сравнить ее — значит солгать,
А ложь непривычна мне с малых лет.
Любимая шутит: «Твои виски
Белы, словно яблони вешний цвет!»
А я отвечаю: «Ну что ж, не беда, —
Иной жеребенок с рожденья сед».
Смеется она, а ведь я и хотел,
Чтоб рассмешил ее мой ответ.
* * *
Перевод Б. Шидфар
«Я люблю тебя», — лгунья твердит без стыда,
Хоть давно поседела моя борода;
Но я знаю: не любит никто старика,
Легковерных обманешь, меня ж — никогда.
Кто поверит тебе, коль похвалишься ты,
Что на ветер надета тобою узда,
Что замерз полыхающий жарко огонь,
Иль охвачена пламенем в речке вода?
* * *
Перевод Б. Шидфар
Ты с забвеньем вечным не смирился,
Хоть уж близок час твоей кончины.
Повелел воздвигнуть на кладбище
Каменные плиты-исполины.
Как тебя тщеславье ослепило!
Видишь — смерть витает над тобою.
Неужели хочешь и в могиле
Над чужой глумиться нищетою?
Встали рядом — пышная гробница
И раба нагого погребенье;
Но законы смерти справедливы:
Всех удел — могильный червь и тленье,
Как же мне с судьбой не примириться?
Вижу я, напрасны ухищренья:
Те дворцы, что строились веками,
Бури разрушают за мгновенья.
Проросла трава в костях истлевших.
Как теперь узнаешь среди праха
Богача и нищего бродягу,
Воина, певицу иль монаха?
Где надеждой сердце трепетало, —
Ныне лишь сырой песок и глина,
Как узнать эмира и вельможу,
Различить раба и господина?
