Андалусская поэзия - [53]

Как с душистых лужаек, весны ароматы.

Просверкав, ты ушла, как в засушье зарница,

Не даруя дождя, не давая напиться.

«Да, — был вздох мне в ответ, — здесь под ивою гибкой

Ты ловил стрелы молний — сверканье улыбки,

А теперь на пустых обезлюдевших склонах

Жгут, как молнии, гребни камней раскаленных.

В чем вина этих мест? Только время виною

В том, что стало с шатрами, с тобою и мною».

И тогда я смирился и стихнул, прощая

Боль мою омертвелому этому краю.

И спросил, увидав, что лежат ее земли

Там, где ветры скрестились, просторы объемля:

«О поведай, что ветры тебе рассказали?»

«Там, — сказала она, — где пустынные дали,

Средь бесплодных равнин на песчаниках диких

Есть шатры нестареющих дев солнцеликих».

* * *

Перевод З. Миркиной

О светлые девы, мелькнувшие сердцу мгновенно!

Они мне сияли в пути у Каабы священной.

Паломник, бредущий за их ускользающей тенью,

Вдохни аромат их, вдохни красоты дуновенье.

Во тьме бездорожий мерцает в груди моей пламя.

Я путь освещаю горящими их именами.

А если бреду в караване их, черною ночью

Полдневное солнце я на´ небе вижу воочью.

Одну из небесных подруг мои песни воспели —

О блеск ослепительный, стройность и гибкость газели!

Ничто на земле состязанья не выдержит с нею —

Поникнет газель, и звезда устыдится, бледнея.

Во лбу ее — солнце, ночь дремлет в косе ее длинной.

О солнце и ночь, вы слились в ее образ единый!

Я с ней — и в ночи мне сияет светило дневное,

А мрак ее кос укрывает от жгучего зноя.

* * *

Перевод А. Эппеля

Когда воркует горлинка, не плакать я не в силах,

Когда воркует горлинка, я в горестях унылых;

И слезы катятся, и я горючих слез не прячу.

Когда воркует горлинка, я с нею вместе плачу.

Осиротела горлинка — запричитала тонко;

И мать бывает сиротой, похоронив ребенка!

А я на горестной земле за всех сирот печальник.

Хоть бессловесна горлинка — я вовсе не молчальник.

Во мне неутолима страсть к той горестной округе,

Где бьют ключи и горячи в ночи глаза подруги,

Чей взгляд, метнувшись, наповал влюбленного уложит,

Чей взгляд — булат и, как кинжал, вонзиться в сердце может.

Я слезы горькие копил, я знал — настанет жажда,

Я в тайнике любовь хранил, боясь охулки каждой.

Но ворон трижды прокричал, и суждена разлука;

Расстались мы, и мир узнал, его терзает мука…

Они умчались, в ночь скача, верблюдов погоняли,

И те, поклажу волоча, кричали и стенали.

А я поводьев не рванул, почуяв горечь скачки,

А я верблюда повернул, дышавшего в горячке,

Когда любовью ранен ты, тебя убьет разлука.

Но если встреча суждена — легка любая мука!

Запомни, порицатель мой: доднесь, вовек и ныне

Она одна любима мной — и здесь и на чужбине!!

* * *

Перевод А. Эппеля

Когда душа вернулась в тело, они оставили меня.

Я, плачась на судьбину, плакал, происходящее кляня.

А тот, из-за кого я плачу, — он для меня родней отца.

Невыносима с ним разлука, жизнь солонее солонца.

Забыть не мог я взор опасный и сладостный румянец щек.

И сумерки волос прекрасных, и ясный лоб забыть не мог.

И вот снялось терпенье с места, и объявилась скорбь взамен,

А меж терпением и скорбью любовь мне учинила плен.

Кто горю моему поможет? Есть милосердный кто-нибудь?

Кто маету мою разделит? Влюбленному укажет путь?

О! Всякий раз, когда в тревоге я одиноко слезы лью,

Слепя, выплакивают слезы страсть и бессонницу мою.

И если я молю о взгляде, как молят в засуху дожди,

Мне отвечают: «Все обрящешь, но сострадания не жди!

И взгляд не даст успокоенья, твоя неутолима боль!

Взгляд — это молния, не боле; от сострадания уволь!»

Но я, увы, забыть не в силах, как умолял и уповал,

И к молниям искал дорогу — я, пораженный наповал.

Назло всем воронам разлуки, ищу я молнию в песках!

Пускай за карканье и злобу карает воронов Аллах.

Верблюд, ты ворону подобен, усугубителю разлук, —

Невесть куда любовь уносишь, а с ней — моей надежды вьюк.

* * *

Перевод А. Эппеля

О погонщик верблюдов, не надо спешить, постой!

Я за вами бреду спозаранку, больной и пустой…

Стой, погонщик! Помедли! Вниманьем меня удостой!

Богом я заклинаю тебя и любовной своей маетой!

Слабы ноги мои, но душа окрылилась мечтой —

Милосердья прошу и молю об услуге простой;

Ведь не может чеканщик узор проковать золотой,

Если сбиты чеканы и крив молоточек литой.

Ты в долину сверни, к тем кострам — там их мирный постой.

О благая долина! Мне сладостен дым твой густой.

О долина, ты всех собрала, кто мне верный устой,

Кто — дыханье мое и души моей жаркий настой!

Я любовь заслужу, коль умру со своей тяготой

На коне ли, в постели иль в сирой степи, как святой.

* * *

Перевод А. Эппеля

Остановись у палаток, развалины обрыдай,

Стенам обветшалым вопрос вековечный задай;

Узнай ты у них, где твоих ненаглядных шатры,

Где след их в пустыне, поклажа, стада и костры.

Все словно бы рядом, но это всегдашний мираж:

И пальмы, и люди, и груды лежащих поклаж.

Все так далеки, а пустыня окрест горяча,

Они на чужбине кочуют у чудо-ключа.

Я ветер восточный спросил: «О скажи, задувавший с утра,

Где встретил ты их — на пути или возле шатра?»

И ветер ответил: «Они на вершине холма

Поставили нынче свои кочевые дома.

Они над любимой раскинули полог цветной,

Чтоб ей не во вред оказался полуденный зной.

Верблюдов усталых уже разгрузили они.

А ты собирайся! Седлай! Разыщи! Догони!