Андалусская поэзия - [44]

Играет ветерок неугомонный.

Река подобна витязя кольчуге,

Копьем пробитой, кровью обагренной.

* * *

Перевод В. Потаповой

Колышет ветер чашечки тюльпанов.

Восход зари на них наводит глянец.

Секущий ливень сделал их краснее,

Чем старого вина густой багрянец.

«Скажи мне, ливень, в чем они повинны?» —

«Воруют у прелестных щек румянец!»

* * *

Перевод В. Потаповой

Отцом возлюбленной клянусь, — пускай живет он до ста лет! —

В разлуке с ней не знаю сна и верности храню обет.

Ее немилосердных глаз жестокость надобно ль пресечь.

Себя ль бессоннице обречь — кто даст несчастному совет?

Мои верблюды оттого забыли рысь и плавный шаг,

Что мне пути к ее жилью ни днем, ни ночью больше нет.

Завесу ложа я у ней откидывал своей рукой,

Когда задумчиво мерцал в пучине мрака звездный свет.

Я пылко о любви молил и, под покровом темноты,

Своею страстью побеждал ее стыдливости запрет.

Я счастлив был, во мгле ночной лаская черноту кудрей,

Обилье пышных завитков, похитивших у ночи цвет.

Ее дыханье чище рос! Напитка слаще этих уст

Найти вовек не суждено, хоть обойди ты целый свет!

Ее улыбке нет цены! Как ожерельем подарит,

И скажешь ты — одна в одну жемчужин ряд на нитку вздет!

Ее благоуханье вдаль уносит ветер поутру,

Чтоб розы амброй напоить, когда начнется их расцвет.

Откуда веет аромат — известно ветру одному.

«Где милая моя?» — спрошу. Пускай мне ветер даст ответ.

Вдоль заросли болотных трав и терний стоит ей пройти,

Как вместо них пахучий лавр да ива шелестят ей вслед.

* * *

Перевод В. Потаповой

Ты стройнее, чем газель с горных склонов Неджда.[35]

Пусть расскажет о тебе ветерок прохладный.

Из округлого холма вкупе с ветвью гибкой

Создала природа стан девы ненаглядной.

Что же обернулась ты в горький час разлуки,

Жалости полна к моей доле безотрадной?

Сердце, очи — все твое! Уходи скорее,

Чтоб ослушаться тебя даже взору моему было неповадно!

* * *

Перевод В. Потаповой

Поутру звучаньем струн разбуди кувшин и кубок!

Тихий ветер на лугу всколыхнул покров цветистый.

На рассвете пить вино — вот блаженство, если рядом

Разливается певец, белозубый, голосистый.

Спите, звезды! Красотой затмевая ваши очи,

Дивные глаза цветов изливают свет лучистый.

Мир окутала заря торжествующим сияньем.

Волшебство ее лучей пронизало воздух мглистый.

Мы любуемся тайком виночерпием-красавцем.

Кубки наполняет он влагой пьяной и душистой.

Для того похищен блеск у зубов его жемчужных,

Чтобы нас вино с водой тешило игрой искристой.

Кубок светлого вина у него в руке сверкает,

Словно полная луна блещет в дымке золотистой.

* * *

Перевод В. Потаповой

Темноту пронизали лучи

Или отблеск бесценной парчи

Заиграл у тебя на щеке?

Вьется прядь, как змея, на виске.

Что губительней — эта змея

Или взоры, как стрел острия?

Из упругого лука бровей

В сердце метишь ты жертве своей.

Пронзено и мое, трепеща,

Как свеча на ветру, как свеча!

От бессонных ночей я устал.

Кто мне тернием ложе устлал?

Морем слез не залить мне огня:

Пламя жажды сжигает меня,

Когда молнии блещут в ночи,

Как в руках абиссинцев — мечи.

* * *

Перевод В. Потаповой

Валенсия — блистающее чудо! —

Встает перед очами всякий раз,

Своим великолепьем подтверждая,

Что я правдив и не люблю прикрас.

Ее и морем, и речной долиной

Создатель наделил, утешив нас.

Под стать прекрасной деве с крепкой грудью,

В зеленый нарядившейся атлас,

Она ветвей зеленых рукавами

Стыдливо закрывается от глаз.

* * *

Перевод Л. Кельмана

О светило, укрытое пологом дали,

    ты заката не ведаешь в сердце моем,

Но открой, где твое обиталище ныне,

    о тебе я тоскую и ночью и днем.

Ты ушла — и глаза мои кровь источают,

    красит красным она серебро моих слез.

Да поможет Аллах мне в глубокой печали:

    молодую газель ветер странствий унес,

И теперь я гадаю в тоске безутешной,

    свет в далекой долине узрев средь песков:

То ли молнии в сумрачном небе сверкают,

    то ли жемчуг ее несравненных зубов.

Перестал отличать после нашей разлуки

    ночь от полдня, и духом совсем я ослаб.

Ветерок, заклинаю тебя я Всевышним,

    поскорей извести, где укрылась Зайнаб?

Я ведь чувствую, знаю: она недалеко,

    запах мускуса сразу же я уловил,

Ну, а если ошибся, то что же мне делать —

    у меня не осталось ни воли, ни сил.

Ты, о милая тучка, ответь без утайки —

    твой стремительный бег так волнует меня, —

Кто раскинул стоянку в долине далекой? —

     ты над нею промчалась, шатры осеня.

Вспоминать о любимой — тягчайшая мука,

     но она мне, однако же, слаще, чем мед.

Сохранилась ли память о наших свиданьях

     в том краю, где давно уж она не живет?

Бесполезно ссылаться на тяготы жизни,

     собирайся в дорогу, удачу лови —

Ведь удача сопутствует сильным душою, —

     и стоят в ожиданье верблюды мои.

Выбираю я доблесть, величие, славу.

     В путь! Простора хватает в степи!

Ну, а если однажды придется мне туго,

     прикажу я себе без роптаний: «Терпи!»

Проводник мой надежный — решимость и смелость:

     если звезды укажут неправильный путь,

Все же ночь одолею, пусть будет ужасней

     кровожадного льва — не спасую ничуть.

Подо мною верблюдица гордой осанки —

     род ведется ее от славнейших Махри, —

Высока и сильна, и седло ей не в тягость,

     и готова шагать от зари до зари…

* * *

Перевод Л. Кельмана