Андалусская поэзия - [11]

Шрифт
Интервал

«Нам долго жить еще», — мы говорим ей кротко.
Но ведь любая жизнь нам кажется короткой.
Как нас обманывает жизнь и предает!
Всё — обольщенье в ней: приход ее, уход.
Седой старик на жизнь не смотрит безучастно,
Но жизнь свою продлить пытается напрасно…
Как будто девушки не восхищались мной,
А я не сравнивал их с солнцем и луной.
Как будто радости и счастья не бывало,
Когда прозрачные спадали покрывала.
* * *

Перевод М. Кудинова

Когда ты порвалась, о молодости нить?
Как мог я черный цвет на белизну сменить?
Превратности судьбы луг вытоптали юный,
Ночная темнота свет погасила лунный,
Исчезла молодость — и грусть вошла в мой дом,
Теперь глаза мои разлучены со сном.
И радость жизни, что сияла мне вначале,
Покинула меня — пришли ко мне печали.
Как будто, юность, я не знал твоих садов,
Как будто не вкушал их сладостных плодов,
Как будто луг твой увлажнен дождями не был,
И не всходил рассвет, не пламенело небо!
О жажда молодости, как ты велика!
О жажда тайная и явная тоска!
Пора оправданных безумств и заблуждений,
Меня преследуешь ты, словно наважденье.
Дарила юность мне жар своего огня,
Прельщала силою и красотой меня,
Была послушна мне, а я был равнодушен…
И нет ее теперь, когда я стал послушен.
* * *

Перевод М. Кудинова

Если пришел ты к тому, кто правами своими кичится
И не считается с правом твоим — поспеши удалиться.
Дальше держись от него — и спокойствие ты обретешь:
Он не поможет тебе, справедливости ты не найдешь.
Если ж стерпел униженье — без носа достоин остаться,
Меньший позор быть с отрезанным носом, чем так унижаться.[7]
* * *

Перевод М. Кудинова

О небо кровавое! В небе от пыли темно.
Земля станет красной, когда прояснится оно.
День мраку ночному подобен, и звезды во мгле
На копьях сверкают, на каждом горят острие.
На битву поднялся я, как поднимается пыль,
Как темные копья, что пишут кровавую быль,
Как белые лезвия йеменских гладких мечей,
Чья сталь ослепляет сверканьем разящих лучей.
* * *

Перевод М. Кудинова

Мечи, приютившие смерть под своим острием,
Питаются плотью, а кровь для них служит питьем.
Когда со знаменами алыми ветер играет,
То вслед за полотнищем радостно сердце взлетает.
Делами своими герой изъясняться привык:
Отважны поступки — объят немотою язык.
И если герои врагам уготовили встречу —
Копье говорит, меч блистает отточенной речью.
* * *

Перевод М. Кудинова

Был ненавистен — стал любим: так сердце повелело,
Подобны мы одной душе, вселившейся в два тела.
А кто поссорить хочет нас, не оберется сраму:
Он словно тот, кто в гору лез, а угораздил в яму.
Недаром каждому из нас теперь он ненавистен:
Никто вовеки двух мечей в одни ножны не втиснет.
Ну, что ему до наших дел? Мы разберемся сами.
Пусть держится особняком, как нос между глазами.
* * *

Перевод М. Кудинова

Я думал о тебе: ты море иль луна?
И мысль моя была сомненьями полна.
Я «море» говорю, но там отлив бывает,
А море щедрости твоей не убывает.
Я говорю «луна» — а ей ущербной быть,
И потому с луной нельзя тебя сравнить.
* * *

Перевод М. Кудинова

О смерти кто напомнил мне? Душа о ней забыла,
Когда с женою и детьми так хорошо мне было.
И вдруг холодная рука моей руки коснулась,
И слезы брызнули из глаз, спина моя согнулась.
О, мне судьбы не отвратить от начатого дела!
А дело это — отделить мой скорбный дух от тела.
* * *

Перевод М. Кудинова

Коль ты разумен, то в шелка не облачайся
И благовоньями с утра не умащайся,
Не надевай колец, чьи камни как лучи,
Плащ за собою по земле не волочи.
Не чванься. Пусть твой шаг всегда неслышным будет,
Не должен восседать ты с выпяченной грудью,
Не должен важничать: куда б ни привели
Тебя твои пути, будь скромен, будь в пыли,
Ходи нечесаный, в невзрачном одеянье
Из самой что ни есть простой и грубой ткани.
И пусть твои глаза без зависти глядят
На тех, кто облачен в сверкающий наряд,
Кто силой наделен и чьи надменны речи,
Кто наслажденьям предается каждый вечер,
Кто совесть заглушил, но отрастил живот
И кто не думает о том, что завтра ждет.
Сегодня на коне он будет красоваться,
А завтра под бичом кричать и извиваться.
То впал в немилость он, то снова на коне…
Нет! Зависть вызывать иль жалость — не по мне.
* * *

Перевод М. Кудинова

И счастья в жизни не найти,
И от судьбы мне не уйти,
И сколько б ни старался я,
Дурной удел — не для меня.
Так что же взяться заставляет
Меня за дело, что толкает
Тащить весь этот груз опять?
Хотелось бы мне это знать!
* * *

Перевод М. Кудинова

О сердце, сердце, что с тобою сталось?
От горя мое сердце разорвалось.
Хоть мы живем, оплакав мертвеца,
Не оправданье это для отца.
О милость божья, рядом будь с могилой,
В которой сына сам похоронил я,
И озари могильный мрак тому,
Кто не нанес обиды никому,
Не запятнал себя недобрым делом
И непорочен был душой и телом.
О смерть, зачем тобою призван тот,
Кто в спутники тебе не подойдет?
Зачем ему ошибки не простила?
Тебя избрать — его ошибкой было.
Ведь если б не пошел он за тобой,
То им гордился б край его родной,
Принес бы славу он ему однажды,
О подвигах его узнал бы каждый,
Какой же меч лишила блеска ты!
Какой рассвет стал жертвой темноты!
Какая длань отторгнута от тела!
Как все вокруг померкло, опустело!
Еще до полнолунья полог свой
Раскинуло затменье над луной.
И чья душа скорбеть о нем не станет,

Еще от автора Абу Мухаммед Али Ибн Хазм
Средневековая андалусская проза

Сборник включает произведения разных жанров, созданные в X—XV вв.: «Ожерелье голубки» Ибн Хазма и «Повесть о Хаййе ибн Якзане» Ибн Туфейля, ранее уже издававшиеся, и рассказы и хроники разных авторов, впервые публикующиеся на русском языке.Философская притча о смысле человеческого бытия, трогательные любовные истории и назидательные поучения, рассказы о поэтах и вазирах, воителях и правителях — все это найдет читатель в книге, которая в первый раз столь полно познакомит его со средневековой прозой арабской Андалусии.


Ожерелье голубки

Арабская поэзия XI в, пытавшаяся первое время в Испании хранить старые традиции и воспевать никогда не виданного этими поэтами верблюда, постепенно под местными влияниями ожила, приобрела индивидуальный характер и, как это можно теперь считать доказанным, в свою очередь оказала могучее влияние на лирику европейских трубадуров. Вот на такой-то почве и возникло предлагаемое сейчас русскому читателю произведение Абу Мухаммеда Али ибн Ахмада ибн Хазма, родившегося в Кордове 7 ноября 994 года, — книга «Ожерелье голубки» (Тоукал-хаммана)


Рекомендуем почитать
Мудрецы Поднебесной империи

Китай, Поднебесная империя – родина древнейших, но не утрачивающих своей значимости философских учений и мировых религий, фантастическое царство всепроникающего духа и средоточия мистических сил Земли, центр сакральных знаний человечества и мир, хранящий первозданные тайны природы. И в то же время – духовное и плотское, мудрость и глупость, богатство и бедность, алчность и щедрость, милосердие и жестокость, дружба и вражда – все человеческое оказывается представленным здесь каким-то непостижимо символическим образом.


Китайский эрос

«Китайский эрос» представляет собой явление, редкое в мировой и беспрецедентное в отечественной литературе. В этом научно-художественном сборнике, подготовленном высококвалифицированными синологами, всесторонне освещена сексуальная теория и практика традиционного Китая. Основу книги составляют тщательно сделанные, научно прокомментированные и богато иллюстрированные переводы важнейших эротологических трактатов и классических образцов эротической прозы Срединного государства, сопровождаемые серией статей о проблемах пола, любви и секса в китайской философии, религиозной мысли, обыденном сознании, художественной литературе и изобразительном искусстве.


Макамы

Макамы — распространенный в средневековых литературах Ближнего и Среднего Востока жанр, предвосхитивший европейскую плутовскую новеллу. Наиболее известным автором макам является арабский писатель, живший в Ираке. Абу Мухаммед аль-Касим аль-Харири (1054—1122). Ему принадлежит цикл из 50 макам, главный герой которых — хитроумный Абу Зейд ас-Серуджи — в каждой макаме предстает в новом обличье, но неизменно ловко выпутывается из самых затруднительных положений. Макамы написаны рифмованной ритмической прозой с частыми стихотворными вставками.


Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии

В сборник вошли произведения таких поэтов как: Калидаса, Хала, Амару, Бхартрихари, Джаядева, Тирукурал, Шейх Фарид, Чондидаш, Мира-баи, Мирза Галиб, Цао Чжи, Лю Чжень, Цзо Сы, Шэнь, Юй Синь, Хэ Чжи-чжан, Оуян Сю, Юй Цянь, Линь Хун, Юри-ван, Астролог Юн, Тыго, Кюне, Син Чхун, Чон Со, Пак Иннян, Со Гендок, Хон Сом, Ли Тхэк, Чон Джон, Сон Ин, Пак Ын, Ю.Ынбу, Ли Ханбок, Понним-тэгун, Ким Юги, Ким Суджан, Чо Менни, Нго, Тян Лыу, Виен Тиеу, Фам Нгу Лао, Мак Динь Ти, Тю Дыонг Ань, Ле Тхань Тонг, Нго Ти Лаг, Нгуен Зу, Какиномото Хитамаро, Оттомо Табито, Нукада, Отомо Саканоэ, Каса Канамура, Оно Такамура, Минамото Масадзуми, Фудзивара Окикадзэ, Идзуми Сикибу, Ноин-Хоси, Сагами, Фудзивара Иэцунэ, Сюндо Намики, Фудзивара Тосинари, Минамото Мититомо, Сетэцу, Басе, Ранран, Сампу, Иссе, Тие, Бусон, Кито, Исса, Камо Мабути, Одзава Роан, Рекан, Татибана Акэми и мн.др.


Услада душ, или Бахтияр-наме

Книга-памятник персидской орнаментальной прозы XIII в. Автор в распространенной в то время манере развивает тему о вреде поспешных решений, щедро украшая повествование примерами, цитатами, риторическими фигурами.


Игрок в облавные шашки

«Дважды умершая» – сборник китайских повестей XVII века, созданных трудом средневековых сказителей и поздних литераторов.Мир китайской повести – удивительно пестрый, красочный, разнообразные. В нем фантастика соседствует с реальностью, героика – с низким бытом. Ярко и сочно показаны нравы разных слоев общества. Одни из этих повестей напоминают утонченные новеллы «Декамерона», другие – грубоватые городские рассказы средневековой Европы. Но те и другие – явления самобытного китайского искусства.Данный сборник составлен из новелл, уже издававшихся ранее.