Анатомия скандала - [82]
— Это меньшее, что он мог сказать, — проговорила Софи, думая о только что закончившемся оскорбительном отчуждении. Она не добавила: «После того, что ты для него сделал», но эти слова повисли в воздухе.
Джеймс улыбнулся, на этот раз снисходительно: сейчас он мог позволить себе сделать скидку и поиграть в благодушие. Софи неожиданно сильно задело это обещание возобновить дружбу. У нее вдруг вырвалось судорожное рыдание. Привычное самообладание ее почти покинуло, дыхание стало резким, неровным, хотя она и пыталась справиться с собой. Глаза щипало от слез, которые Софи, часто моргая, старалась прогнать.
— Иди ко мне, любимая. — Джеймс обнял ее на заднем сиденье, и Софи позволила себе поддаться огромному облегчению, вспомнить, какой у нее сильный муж, ощутить сильное, ровное биение его сердца под темно-серым шерстяным пальто, тепло его тела, знакомую, твердую, мускулистую грудь. Она сунула руки под его пальто, нащупала белую рубашку, заправленную под ремень, погладила Джеймса по спине, как гладила бы Финна или Эмили, стараясь вернуть былую близость, ободрить и успокоить, хотя нуждалась в этом сама.
— Все будет хорошо, — прошептал он ей в волосы.
По спине Софи пробежала дрожь.
— Не сглазь, — прошептала она ему в плечо. Слова вышли еле различимыми. — Ты уже это говорил.
Джеймс отодвинулся. На лице его выразилось недоумение, словно он искал и не находил такого воспоминания.
— Нет, — сказал он и произнес раздельно: — Все. Действительно. Будет. Хорошо.
Возражать не имело смысла. Все уже никогда не станет таким, как прежде, — Софи инстинктивно поняла это в ту же секунду, но не выяснять же отношения в такси. Кареглазый водитель и так поглядывает на них в зеркало из-за прямоугольных стеклышек очков. Он знает, что пассажир, которого он подобрал возле Олд-Бейли, — член парламента от партии тори, которого только что оправдали по обвинению в изнасиловании, о чем вот-вот сообщат по каналу Би-би-си, потому что уже пять часов. Софи услышала музыку, предваряющую новости часа. Но ее муж, как всегда, взял дело в свои руки. Нажав кнопку переговоров с таксистом, который старательно делал вид, что не смотрит на пассажиров, Джеймс спросил:
— Нельзя ли переключить на «Радио четыре»? — После чего вольготно раскинулся на сиденье и слушал, как новость о его оправдании идет в выпуске первой.
Софи немного успокоилась: авторитетный голос диктора делал сообщение более официальным, создавая иллюзию, что, по крайней мере, во внешнем мире действительно все нормально.
— Иди ко мне, я люблю тебя. — Джеймс положил руку жене на плечи, выдохнув одними губами в знак невероятного облегчения, которое Софи, разумеется, разделяла, хоть и продолжала испытывать страх.
Ей не хватило бы слов объяснить — ведь причин для сомнения не было, поэтому она поступила как обычно: поддалась силе личности мужа и его настроению и подавила сумятицу в мыслях.
Дети, конечно, были в восторге: они бросились к отцу, едва Кристина открыла дверь. Джеймс быстро прошел мимо поджидавших фотографов, отказав вежливо, но решительно: «Я сказал все, что нужно было сказать. Теперь я хочу побыть с семьей». Личико Финна светилось радостью. Эмили держалась немного настороженно, потому что у нее имелось отдаленное представление о том, что произошло. Не о сути обвинения, конечно (об этом они умолчали — сказали только, что неадекватная леди напридумывала всякой всячины о папе), а лишь о том, что ее любимый папа был под судом.
Софи смотрела, как Джеймс прижимает к себе детей, будто от этого зависит его жизнь: глаза плотно зажмурены, голова покоится между двух пушистых мягких макушек. Она сглотнула, стараясь сдвинуть твердый комок, который прочно устроился в ее горле, и не расплакаться в надежных стенах родного дома. Дети не должны видеть ее расстроенной. Они не поймут, что это не только слезы облегчения, но и страх перед неведомым, которое придет в свой день и час.
Джеймс посмотрел на Софи поверх головки Эмили и улыбнулся. В его взгляде читалась одна только любовь, и Софи машинально улыбнулась в ответ. Это Джеймс в своей лучшей ипостаси — любящий отец и муж, для которого счастье семьи превыше всего, Джеймс, которым он всегда хотел быть. Одна проблема: его личность слишком многогранна, он слишком сложен, противоречив и эгоистичен, чтобы всегда оставаться таким, как сейчас, — сразу подоспеют Джеймс-политик и Джеймс-донжуан.
— Мам, а ты будешь обниматься? — Финн, более открытый, чем сестра, более любящий и нежный, поворачивается, чтобы втянуть маму в групповые объятия. За последнюю неделю он растерял новообретенную взрослость, и его ребячливость свидетельствует, как сильно ему надо, чтобы папа с мамой были вместе. Софи позволяет сынишке даже не подвести, а подтащить себя. Финн крепко обнимает ее за талию, Эмили за спину, а Джеймс целует в голову.
— Все дома. Вся семья в сборе. — Эмили ищет способы снова воссоздать их мир. Для нее существует только черное и белое, и никаких возражений.
