Анархия в РФ: Первая полная история русского панка - [2]
…
С собой взять меня Вольдемар согласился только через несколько месяцев. Лэйк жил в девятиэтажном доме, выходящем торцом на проспект Космонавтов. Мы поднялись пешком на шестой этаж. Вольдемар позвонил в дверь. Нам открыла бабушка крутого мажора. Она была маленького роста, седенькая и миленькая.
— Вы к Андрюше? Сейчас позову…
Бабушка сделала шаг назад и прикрыла входную дверь. Мы остались на лестнице. Я посмотрел на Вольдемара. Тот пожал плечами: здесь так принято. Внутрь вообще мало кого пускают.
Андрюша Панов, он же Лэйк, вышел через минуту. Он был высоким, длинноволосым, в меру толстым парнем. Пузо придавало Лэйку вид человека спокойного и знающего себе цену. Взгляд его был хитроват и в то же время многозначителен. Лицом он и вправду очень походил на Грэга Лэйка — одного из моих любимых гитаристов, — да и стиль одежды был практически тот же. Узкие джинсы, приталенная джинсовая рубашка.
Джинсы были потертыми фирменными и очень замысловато скроенными. То, что это не самопал, как у Вольдемара, я понял сразу. На джинсы глаз у меня был наметан.
В тот день побывать в квартире Лэйка мне не удалось. Разговор состоялся на лестнице. Речь шла о вещах таинственных, для меня еще малопонятных. Звучали слова «табаш», «насос» и «пайта». Куда больше финансовых планов меня интересовало посмотреть на пластинки, но к коллекции нас так и не допустили. Вольдемар представил меня как «тоже любителя музыки». Андрюша хитро улыбнулся и пожал мне руку. На том и расстались.
Потом, через некоторое время (о, точно! я уже учился в институте! вспомнил наконец), Вольдемар как-то рассказал, что Лэйк — человек очень аккуратный. Обложки пластинок, чтобы не мялись и не пачкались, он обтягивает полиэтиленом. А полиэтилен у него как раз кончился и взять его негде. При советской власти полиэтилен в магазинах не продавался.
Главное, что можно сказать о советских временах, — они были тоскливы. В школе было уныло, в институте мерзко, на работе противно. Если кому-то становилось настолько противно, что он переставал ходить на работу, то его тут же хватали и сажали в тюрьму за тунеядство. Поэтому большинство граждан старались хоть как-то, но работать. А мы не очень старались. В общем-то, почти все, чем мы занимались, считалось криминалом. Ну, не до такой степени, как убийство или грабеж, но все равно, как ни крути, мы вели противозаконный образ жизни.
Той осенью я учился в институте, который назывался втуз — высшее техническое учебное заведение. Правда, мы расшифровывали эту аббревиатуру как «Все Тупые Уже Здесь». Система обучения во втузе была следующей: один семестр просто учишься, а следующий — днем работаешь на заводе, а учишься по вечерней форме. То есть после работы катишь в институт и там сидишь две, а то и три пары. Единственным плюсом было то, что на заводе делать ничего особенного было не нужно — студент, он и на заводе студент. А зарплату, хоть и не слишком большую, но платили. Это было в любом случае лучше, чем стипендия.
Вынести с предприятия можно было все что угодно. Я, например, зашел на склад, кивнул учетчице, которая сидела за разбитым и загаженным столом, отмотал из рулона полиэтилена метров десять и спокойно вернулся в цех. В цеху мой наставник, слесарь со стажем, помог обмотать эти десять метров вокруг туловища, натянул на меня куртку, застегнул и проводил до проходной, которую я миновал без малейших трудностей. Андрей Панов безумно обрадовался стыренному мною полиэтилену. Мы тут же стали друзьями.
Егор Летов — лидер группы «Гражданская Оборона»
Однажды я напился и заночевал у приятеля. А с утра мы проснулись со страшного, разумеется, похмелья и пошли за пивом. Подходим — у ларька очередь. Стоят люди, все молчат, все ждут своего пива.
Мы тоже встали, и тут подлетает какая-то баба. Что называется — синявка. Пальто у нее надето на голое тело, а за руку держит ребенка. Она начинает бегать вдоль очереди и орать:
— Ой-ой-ой! У меня тут очередь прошла! Пустите купить — у меня очередь прошла!
На что какой-то мужик ей ответил:
— У меня вся жизнь здесь прошла. А я все равно стою!
Алексей Рыбин (Рыба) — музыкант, основатель группы «Кино»
Да, забыл предупредить: времена, о которых я говорю, — это времена советской власти. Очень скоро она загнется и все будет по-другому, но тогда всем еще казалось, что Система непобедима, страна находится на пике могущества, и ничто не способно изменить нынешнюю жизнь. Все мы так и умрем, ни разу в жизни не послушав на полную громкость своих «Эмерсона, Лэйка и Палмера».
Советские законы были полным идиотизмом, но еще хуже было то, что стоит НАД законом. Общественное мнение. Правила игры, которым все молча следовали. Впитавшиеся в кровь представления о том, что можно и что нельзя.
О самой советской власти никто из нас не думал. Власть была далеко и нас не касалась. Иногда эту власть показывали по черно-белому советскому телевидению, да только кто из нас тогда смотрел телевизор? Куда омерзительнее далекой власти было то, что ты видел, просто выходя по утрам на улицу. Там бормотали, бессмысленно бродили, стояли, сидели, курили и искоса друг на друга посматривали люди, которые и были советской властью. Сидеть дома нам не давала молодая горячая кровь, а стоило выйти из дому, и ты видел тысячи глаз, изнутри освещенных одним и тем же общественным мнением. На улицах, на работе, в метро, автобусах, кинотеатрах, столовых, у пивных ларьков — там была реальная советская власть. Тупая и бессмысленная. Скрыться от нелепых правил ее игры было невозможно.
