Анархист - [13]

Валерий Анатольевич повернулся к телевизору. Может, в самом деле уехать? Не в Лондон, конечно, бабла не хватит, туда паханы другого уровня едут. Во Францию, Испанию, к морю. Вопрос, получится с фраерами жить? Куда они денутся! Это как раз не вопрос. На что жить? Вот вопрос. Не общак же пилить — люди будут сильно недовольны.

- А, махновец, здорово, братское сердце! Давненько не жаловал.

Махно вошел в комнату в сопровождении высоченного парня с челюстью как ковш экскаватора. Громила пригнулся, чтобы не задеть притолоку, встал у двери, вцепившись взглядом в гостя.

- Новый боец? - спросил Махно, пожимая руку и приобнимая хозяина.

- Гера. Только откинулся, вот пока при себе держу, думаю, куда пристроить. Проходи, присаживайся. Водочки, косячок?

- Спасибо, нет.

Гера за спиной хмыкнул. Махно обернулся. Гера смотрел ему прямо в глаза сверху вниз, челюсть выдвинулась еще дальше, концы губ чуть опустились.

- С чем пожаловал, Махновец?

Махно перестал рассматривать бойца, шагнул к столу. Сел одновременно с хозяином.

- Нужны две трубки с симками.

- Больше ничего?

- Пока нет.

- Хорошо, сейчас найдем.

- Гера, слышал? Позвони Паяльнику, пусть привезет.

- Погоди, Гера. - Махно обернулся и уточнил, не поднимая головы. - Паяльнику скажи, чтобы симки не были оформлены не на одного и того же бомжа.

Гера посмотрел на Вальтера. Тот кивнул. Подручный вышел. В такт шагов грубый голос за дверью становился тише:

- Паяльник, узнал? Притарань две трубы непалевные с симками. Только вот чего...

Вальтер смотрел на человека, с которым провел восемь или девять - память уже подводит - лет в одной колонии. Причем в разное время: он вышел, погулял, снова сел, а махновец развлекался в зоне разве что походами в шизо. И ведь не меняется ни черта — как был жилистый бес, так и остался, только волосы белее стали. Приоделся, хотя фраером не был. А кто он, задавал себе вопрос Вальтер. Не мужик, не вор. Сам по себе. Были такие, но быстро определялись. В лучшем случае становились мужиками. А этот на работу болт забивал принципиально. «Лучше кашки не доложь...»

- Как, брат, в новой жизни? Как в другую страну приехал?

- Да, страна другая. Не моя.

- Ты же таким патриотом был. - усмехнулся Вальтер. - А народец как тебе?

- Плевать.

- И то верно. А ты, помнится, правду людям хотел открыть. А эта твоя правда не уперлась никому! Огорчительная вещь — правда. Человечек любит себя очень, представляет себя неебаца каким героем в неебацца какой счастливой стране. Так человечку жить легче. А ты ему правду в нос! Которая сплошь из дерьма. Человечек будет тебя слушать? Как же! Скорее прибьет тебя за такую правду. Ладно, нашел, кого искал?

- Да.

- Как всегда мало говоришь, много думаешь. - сдвинул брови Валерий Анатольевич. - Правильно. Только со своими и поговорить не грех.

- Ты, вроде, тоже базары не разводил.

- Старею, побалакать с умными людьми душа требует.

- Мемуары пиши, вроде как с собой разговариваешь

Давно у Вальтера так не напрягались мыщцы живота.

- Смешно! Мемуары и на нары! Или на перо.

- У всех великих писателей трудная судьба.

У Вальтера поднялось настроение. На миг он предствил себя раздающим автографы, на щеках модная щетина, губы вперед. И очки черные. Трудная судьба клоуна. Вальтер хмыкнул и спросил:

- Ты как насчет мечты заветной — не передумал?

- Нет. Уеду или в Китай или на Луну.

- В Китай реально из-за того, что там бабы низкорослые?

Вальтер не мог понять, шутил Махно или нет, когда рассказывал про планы на воле.

- У тебя уже яйца седые, на такую ерунду забить давно пора.

- Комплексы, Вальтер, комплексы. - Махновские глаза залучились морщинами. - Нравятся мне китаяшки. Хотя и в Таиланд можно свалить, буду белым Буддой — тайки кокосовое молоко в постель приносят, улыбаются.

- Ты азиатов не знаешь? Лыбятся, а сами прикидывают, куда заточку ткнуть, чтобы не сразу кони бросил, а чтобы от боли обосрался вначале. А я бы во Францию умотал.

- Какие проблемы?

- Подозреваю, такие же как у тебя.

- Комплексы?

- Во-во! Когда бабла своего нет, сразу комплексы, к психиатарам не ложись.

Старый вор тоже умел шутить. Во всяком случае, он так думал.

Махно улыбнулся.

- Насчет бабла, Вальтер, есть кое-какие мысли.

- Излагай.

- Прежде чем к серьезным делам перейдем, скажи, Гера по твоему приказу все исполнит? Сдается мне, не так он прост.

- Это верно, с виду не академик, но думает не задницей. Не сомневайся, что скажу, все сделает.

Через тридцать минут в дверь постучали.

- Готово, босс. - Гера положил на стол два новых мобильника и два конверта с сим-картами.

- Муха не сидела.

- Спасибо, Гера. - Махно повернулся к Вальтеру.- Я введу парня в курс дела?

- Давай.

- Присаживайся, Гера, помочь надо в одном деле...

Гера проводил гостя и вернулся.

Вальтер уловил в его глазах вопрос.

- Присядь Гера, я тебе один мемуар расскажу. Махновца за убийство мента приняли. Зарезал как свинью. Не за себя, за идею. Политику ему шили. Банду он типа собрал для переворота. Так вот, махновец на следствии ни одного слова не сказал. Вообще ни одного. Мусора на нем реально прыгали, половина кишок врачи из него вынули, как выжил не понятно. Это сейчас он как щепка, а тогда, говорят, накачанный был, что твой Рэмбо. Так вот, судят Махновца, а он молчит. Чем он там судей напугал, только догадываюсь, получил он свой пятнарик, но не сразу на зону попал. Определили его в снова в больничку, только в дурку. Укольчики, таблеточки. Махновец молчит, но овощем становиться не желает. Застращал санитаров, они стали его стороной обходить. Про то я слыхал от других страдальцев потом уже. Говорили, он гипнотизировал. Брехня! Хотя...Знаешь, взгляд у него и вправду иногда такой, - Вальтер пошевелил бровями, - не знаю, нечеловечий. Ладно, переводят, стало быть, Махновца на зону. Селят в мою хату. Он худой, в чем душа только держится. Заходит, как будто нас нет вообще. Я посмотрел, решил к столу пригласить. Он садится, я ему харч двигаю, мол, везде люди. А про него уже малява была: про мента, про пытки, что немой. Махновец хлеб пожевал, водой запил, говорит: «Спасибо». А это первое слово с момента ареста. Репа ухмыльнулся, вот как ты сейчас, и поучает: «Благодарю надо говорить, фраер». Махновец встает, подходит к Репе. Так получается Махновец ко мне спиной, я рожу Репы наблюдаю. Смотрю, а Репа сидя чуть ниже, чем Махновец стоя, у Репы глаза меняются. Что за херня, думаю, как смерть увидел. Махновец ему тихо так говорит: «Я свободный человек, а не раб условностей». Что-то типа этого. Потом добавляет: «Благодарю — значит благо дарить. Ты считаешь, какое-то благо можешь подарить в ответ на добро?» Огорчил он меня тогда, но я не стал ему предъявлять — человек новый, с головой проблемы. Думаю, успеется, поглядим пока. Все улеглись, Репа к его шконке подходит, наклоняется и падает с выпученными зенками. Ногами сучит, за горло держится. Махновец ему кадык своротил. Махновца в шизо, Репу в больничку. Вышел Махновец, мы поговорили, решил я его пока не наказывать, думаю, пригодится такой отморозок. Он реально пригодился, стал у нас вроде контразведчика. Стукачей вычислял и наказывал сам. Без фанатизма, но чтобы всю жизнь помнили — предавать нельзя. Такими фортелями он себе срок набавил. Недавно откинулся, ко мне пришел старое вспомнить и человечка одного найти. Что уж он там задумал, не знаю, но попросил адресок этот забыть.