, снегири и свиристели облепили кусты прошлогодней рябины. Голодно в конце зимы в горах. Зато сердце полнится надеждой на приход новой весны, на то, что зима вот-вот закончится, что снова вокруг забурлит за пенится зелень урмана. Отряд Новосёлова почти миновал Эликманар[131], когда Вязилкин услышал из кустов негромкий свист.
– Эй, свистун, ты кто? – шёпотом спросил он, склонившись с седла к большому сугробу нависшему над тропой, бегущей вдоль тракта со стороны Эликманара.
– Моя тот, кто твоя нужен, – раздался шёпот из-за сугроба. – Иди сюда. Там моя твоя говорить будет.
Вязилкин махнул рукой, привлекая внимание Новосёлова. Тот повернул голову в его сторону. Потом он спрыгнул с коня и увидел перед собой невысокого щуплого алтайца в лёгком летнем полушубке. Тот сидел на корточках, глядя снизу вверх на Вязилкина.
– Садися тут… Моя узнать… Твоя с Новосёлом нам помогать осенью. Моя может вам помогать… – по-русски алтаец говорил плохо, Ивану пришлось приложить некоторые усилия, чтобы его понять.
– И как ты, батыр, хочешь нам помогать? – усмехнулся Вязилкин.
– Смеяться не надо, – поднял глаза старик, – ты моя послушай, моя есть, чем помочь. Скажи сначала твоя капитана, чтобы остановился. Они и ты пусть со мной пойдут. Вас один кижи[132] видеть хочет. Много важного сказать хочет.
– Тогда жди, я в голову колонны метнусь. Командир наш там сейчас. Не обещаю, но просьбу твою передам. – С этими словами Иван пустил коня в намёт и, вздымая копытами снежную пыль, рванул вдоль Катуни.
– Командир, – обратился он уже через минуту к Новосёлову, – тут какой-то алтаец, говорит, что нам остановиться срочно нужно. Ещё говорит, что с нами какой-то важный человек говорить хочет.
– Думаю, что задерживаться нам не стоит. Гайлит может оставить в Улале батальон для экзекуций, а всей массой рвануть за нами. – Новосёлов на минуту задумался, теребя длинный ус. – О! Идея! Мы всем нашим войском свернём в распадок Элекмонара и поднимемся на дневной переход. Ночь переночуем у костров. Мороз сейчас не такой собачий, перетерпим. И от красных спрячемся, и с алтайцами покалякать сможем без лишней суеты.
Через час все пять сотен анархистской армии уже поднимались вдоль журчащего среди округлых синих сугробов Элекмонара. Сам посёлок остался на противоположном берегу и был риск, что кто-то из его жителей сможет донести красноармейцам. К тому же чуткие кадырчы[133] громким лаем оповестили всю округу о незваных гостях. Одна надежда, пронесутся красные конники по Чуйскому тракту по Семе на Чергу и Мыюту, а не свернут на Чемальский тракт, который упирается в непроходимые бомы[134] Еланды.
К вечеру отряд поднялся до тубаларского улуса Четкир. Коней пустили на тебенёвку[135], копытить сухую траву из под снега. Кроме травы отсыпали в торбы овса из запасов. На одной прошлогодней траве коняшка далеко не пойдёт.
В Элекмонар послали взвод бойцов с бывшим парторгом Бийского ревкома во главе. Шацкий Георгий Саввич принял самое активное участие в «плебисците», что устроил Новосёлов в Бийске. Ему по душе пришлась идея по-настоящему народной советской власти. Понимал он и то, что большевики такого позволить не могут, поэтому добра от них не ждал. В Элекмонаре Шацкий собрал общий сход и по-простому, по человечески попросил у мужиков не рассказывать, что мимо них проходил отряд партизан.
– Обещаем вам, товарищи крестьяне, что поможем решить ваши проблемы с местными калмыками, – Шацкий вдруг вспомнил, что у местных русских поселенцев были неурядицы по пахотным угодьям с тубалараским сёоком выше по течению речки Элекмо-нарки. – Мужики, мы за справедливость, прежде всего, а цвет знамени нас не волнует.
– За справедливость, говоришь? – Василий Лебедев председатель поселкового совета вышел на шаг вперёд. – Все ноне за справедливость. Видали мы и Сатунина, и Кайгородова, и много кого ещё за последние лета. Все обещали справедливость и просили хлеба, лошадок и прочей помощи. Мы, конечно, давали… А куды против оружия деваться? Вот у вас тоже винтовки с шашками…
– А мы у вас ни хлеба, ни другого провианта не просим, – возмутился Шацкий. – Завтра здесь будет проходить полк Красной Армии, им нужен Кайгородов. Мы вас просим только не говорить, что нас видели. Это всё! Но если вы боитесь, то давайте я с десятком бойцов у вас погощу и сам поговорю с красными.
– Умеешь ты уговаривать, – нахмурился Лебедев, понимая, что супротив десятка вооружённых бойцов с вилами и топорами не попрёшь. – Только давай ты коней спрячешь, да в крестьянские зипуны своих ухорезов переоденешь.
Новосёлов правильно рассчитал, что парторг уездного ревкома его не подведёт.
Пять сотен бойцов в маленьком Четкире разместиться не могли, поэтому Новосёлов решил ночевать в поле у костров. К тому же так меньше вероятность быть захваченными врасплох.
Партизаны разбились на компании, приволокли из тайги сухие валежины, сложили из них нодьи и занялись приготовлением простого походного хавчика. Нодья кроме того, что долго горит и даёт направленное тепло, хороша ещё и тем, что малозаметна. Только дым может выдать такой костёр, но в темноте горной ночи дым виден плохо. Партизаны в ожидании вечеряли прихлёбывая кулеш из котелков, глотали обжигающий взвар. Утолив голод, затягивали потихоньку протяжную песню.