Амирспасалар. Книга II - [33]

— Сколь задушевен прием, оказанный анийцами нашей великой царице!

— Не одну только государыню, всех друзей из Картли почтил армянский народ! — осторожно поправил Захарий.

Антоний в ответ кивнул согласно:

— Да, мой Закарэ! Братьями были наши народы и братьями должны остаться они в веках!

Преосвященный любил философствовать, стал неторопливо развивать свои мысли:

— В один клубок народы наши свил Всевышний, дорогой, и одна у нас доля — нести бремя святого креста среди неверных! А делить нам с вами нечего! Ведь каждому отвел Господь угол на земле.

— Ты прав, высокопреосвященный, сто раз прав! — горячо воскликнул Захарий. — Великая нужда в друг друге у картлийцев и армян, и давно они побратались на полях сражений, политых их общей кровью… Только духовные пастыри, увы, то не всегда понимают! Наставник мой, отец Мхитар, рассказывал, что некогда по приказу великого царя Давида был созван в Ани церковный собор, на котором святые отцы Айастана и Картли чуть волосы друг у друга не повыдирали, препираясь о вере. Сказал им тогда с укоризной царь Давид: «Святые отцы, помните, что Картлос и Айос[19] были родными братьями!» Не мешало бы нашим и вашим отцам почаще вспоминать благостные слова венценосца…

Антоний в знак согласия кивнул головой:

— Верно, батоно Закарэ! И то сказать, было же время, когда картлийская, агванская и армянская церкви составляли единое целое, вплоть до Двинского собора[20].

Захарий вспомнил объяснения Гоша и сказал:

— Не восхотели армянские правители подчиниться через православную церковь ненасытной Византии. В самом деле, что хорошего видел Айастан от басилевсов?.. Или православная Картли, которую столь безжалостно разоряли единоверные легионы императора Василия? О воссоединении наших церквей трудно, однако, и помыслить. Католикос Тевдорэ и слышать не захочет об этом… И у меня в Ани такой уж упрямец сидит! — вздохнул Захарий и неожиданно добавил: — Плохо и то, что ослабли христиане рузики на севере и слаба с ними связь. А ведь раньше рузикские цари не раз приглашали армянскую конницу на борьбу со степняками…

И правитель Армении рассказал удивленному Антонию о былом военном союзе анийцев с великим князем киевским Изяславом.

Преосвященный Антоний оказался прав. Первый день пребывания царицы в Ани оказался перегруженным приемами депутаций и посещениями различных мест. Тамар выразила желание побывать и в новом дворце. После завтрака царская кавалькада выехала из Вышгорода, направляясь по торговым улицам в сторону Ущелья цветов, над обрывом которого и был возведен Захарием дворец. Главный фасад, обращенный в сторону площади, имел двухъярусный портал, богато орнаментованный мозаикой из розовых плиток в виде восьмиконечных звезд, с резными черными крестами в промежутках. Каждая звезда и каждый крест, в свою очередь, были искусно украшены растительным орнаментом и геометрическим рисунком. На фасад дворца был как бы накинут каменный ковер.

С гордостью показывал зодчий Джундик свое новое творение державной гостье, которая не поскупилась на похвалы.

— Мой Закарэ, как видно, ты задался целью превзойти свою царицу дворцовым убранством! — шутливо обратилась царица к Захарию.

— Но здесь не будет тенистого сада Исани, где по аллеям гуляют столь прекрасные дамы, — любезно отшутился Захарий.

— А кто мастер сей чудесной работы? — спросила Тамар.

Захарий оглянулся на толпу, окружавшую стройку. Увидев смущенного Галуста, сделал ему знак приблизиться.

— Вот, государыня, лучший камнерез Армении — знаменитый Галуст!

Тамар, подняв лучистый взор на покрасневшего от похвалы мастера, ласково сказала ему по-армянски:

— Превосходна работа твоя, варпет! Когда закончишь фасад, я попрошу направить тебя в Тбилиси для украшения моего дома.

Галуст молча поклонился.

Гости поднялись на третий этаж, откуда открывался обширный вид на окрестности города. Царица заметила вдали, по ту сторону ущелья, низкое белое здание. Окружающее поле пестрело многочисленной птицей.

— А это что за здание, Закарэ? — спросила царица.

— Птичий монастырь, государыня. «Настоятель цыплятника»[21] со своими помощниками там цыплят без кур разводят и птицу битую во дворец поставляют, — пряча улыбку, объяснял Захарий.

Тамар очень заинтересовалась белым зданием.

— Так кто же цыплят высиживает? Не сам же «настоятель цыплятника», как ты его называешь?

Захарий от души рассмеялся:

— О нет, моя царица! В здании устроены большие печи, которые дают тепло, необходимое для выведения цыплят.

— Непременно поедем посмотреть, Закарэ. Я тоже хочу иметь такой «птичий монастырь»! — решила Тамар.

Утомленная шумным днем, Тамар отдыхала, лежа на тахте у широкого окна в базиличном зале. Из ущелья тянуло прохладой. В глубине ущелья мерно рокотал Ахурян. В руках у царицы была редкостная рукопись — арабская география, которую преподнес ей анийский архиепископ. Взгляд царицы задержался на строках арабского путешественника по восточной стране:

«Дворцы были стерты с лица земли, как строки письма бывают стерты с бумаги, и обиталища людей стали приютом сычей. Перекликаются зловещие совы в этих местах, и ветры стонут в пустынных залах, вторя самуму…»