Амирспасалар. Книга II - [12]

— Вахтанг!

В залу вошел юноша в придворной одежде, с выхоленным лицом.

— Вызовешь во дворец всех богачей. Всех сам обойдешь, сейчас они в лавках и на базарах. Да не спутай, по обыкновению, имена!..

Когда эджиб вышел из зала, Захарий со вздохом обратился к Джундику:

— Зайди завтра, Джундик! Быть может, и достану тебе денег…

Базиличный зал в Вышгороде с утра был полон. По вызову шаханшаха со всех концов Ани прибыли виднейшие люди — землевладельцы, крупные купцы, ростовщики-менялы с Тиграном Оненцом во главе. Приглашенными владело двойственное чувство. С одной стороны, толстосумов распирала гордость значиться в числе именитейших людей. С другой — тревожила неизвестность: к чему бы это вздумал правитель созывать? Ясно — не для душеспасительных бесед!

Шаханшах вошел с улыбкой, дружелюбно поздоровался:

— Как поживаешь, парон Вахрам? Поправляется ли твоя девочка, почтенный Тигран? Да что ж вы стоите — прошу, садитесь! Я рад видеть почтеннейших анийцев в своем доме…

Сияли от гордости лица богатеев, любезно упоминаемые правителем, радостно зашумели они, не садясь на скамьи:

— Долгие годы живи, государь!

— Властвуй нам на славу!

— Полихронион! — воскликнул Оненц.

Его маленькая дочь умирала от водянки, и внимание правителя целительным бальзамом ложилось на сердце опечаленного отца.

— Садитесь, прошу вас, — снова повторил Захарий. — Будем вести дружескую беседу о важном! Но сначала ответьте мне честно: как торгуете после освобождения? Ведомо мне, что снова начались дела с заморскими странами и большие караваны снаряжаете вы на Трапезунт, Тавриз и Багдад. Вот ты, парон Вахрам, немалый доход с кохбинских соляных рудников имеешь, соль до Мисра стал посылать. А ты, Аветик-ага, много ли мешков вордан-кармира[9] в этом году отправишь в Константинополь?

— Плохая монета весь рынок забила, государь! От посеребренных пули из Тбилиси и Думаниса не знаем куда деваться, — подал реплику Оненц.

— Ну, ну, парон Оненц, я же знаю — ведь только против золота выдаешь ты бераты[10] купцам! — громко засмеялся Захарий.

Хоть и чувствовал себя стесненно ростовщик после недавнего разговора, но ласковый тон шаханшаха его ободрил… Встав с места, он с достоинством заявил:

— Дозволь слово молвить, государь. Наша гильдия не только бераты выдает… но разве перевелись на караванных путях разбойные люди и не едут спокойно с нашими бератами в кушаках предусмотрительные путешественники — будь то вельможи или купцы? А каждый государь считает обязанным с начала своего правления занимать у нас деньги, причем часто и не отдает долги. Например, за сбежавшим эмиром так и остались неоплаченными нашей гильдии двадцать тысяч динаров. Вообще же говоря, если священники занимаются помощью беднякам и калекам, мы помогаем царям…

Внимательно выслушав главу гильдии, Захарий мягко заметил:

— Парон Оненц, я-то пока ничего вам не должен! Но казна государственная пуста! Да и городской казначей тоже говорит, что денег нет. А почему столь мы бедны? После изгнания сельджуков я освободил вас от налогов и пошлин на целых два года. Не зря ли так поступил? Все городские писцы и сборщики налогов, как один, докладывают — богатеют анийцы, торгуя без дани, без пошлины. И вот наш зодчий сообщает, что останавливаются работы по городскому строительству из-за отсутствия денег. И нет никому до этого дела…

Первым на эти слова отозвался Вахрам Папенц:

— Почему так дурно судишь о нас, государь? Разве не печемся мы о городе, не заботимся о его благолепии?! Вот новый каменный рынок построили, с многими лавками и складами, две прекрасные гостиницы воздвигаем…

— А о том, что городу нужны укрепления, вы не подумали? — перебил Захарий речь старейшины и недовольно оглянулся на старого родича: — В первую очередь тебе об этом следовало бы тревожиться, князь Васак! Как построил некогда царь Смбат крепостные стены, так и стоят они и поныне, хотя не раз разбивали их вражеские тараны. А время тревожное, того и гляди снова сельджуки, нагрянут…

Амир города опустил голову под укоряющим взглядом племянника.

— Я решил предложить вам принять участие в возведении крепостных стен, — продолжал Захарий. — Пусть каждый мецатун получит право увековечить свое почтенное имя, как строителя, надлежащей надписью на каменной плите. Мы удвоим Смбатовы стены, заново облицуем их цветными плитами. А вдоль ущелья Ахуряна и у мостов построим новые стены с могучими башнями. Неприступной станет наша столица!

— А как с налогами и пошлинами тогда будет, государь? — раздался осторожный голос купца Бабкана.

— Еще на год дам отсрочку жертвователям, — подумав, ответил Захарий.

Оненц решил, что время настало завоевать милость правителя, выступив в поддержку его предложения. Снова встав, он выспренне заговорил:

— Неужели, о анийцы, единодушным согласием не ответим мы радостно на призыв заботливого государя? Неужели, если будет надобно, не принесем мы в жертву все имущество для обороны нашей столицы? Я, Тигран Оненц, берусь воздвигнуть за свой счет две… нет, три превосходные башни и прочные между ними стены, украшенные крестами!

— Опять вперед выскочил, старый хитрец, и немало на камне заработает… — проворчал на ухо соседу Аветик-ага. Однако могли ли Бахтагеки отстать от Оненцев?!