Амирспасалар. Книга I - [64]

«Не сумел убедить монаха!» — с горечью подумал вазир; осторожно произнес:

— Попытаться все же надо, может быть, царицы и согласятся… А ты, отче Мхитар, не взыщи за беспокойство! И да останется это дело в тайне…

Гош со вздохом поднялся с места:

— Разумеется, патроне Арслан. Прощайте!

Уже пропели вторые петухи, а жаркие споры после ухода Мхитара Гоша не утихали.

— Не вызовет войска Исани, я уверен, не захочет молодая царица пролить народную кровь! — говорил Манвел.

— Но без оружия мы все-таки не придем, патроно Арслан! — предупредил Опизари.

— Конечно, мы не бараны, не дадим зарезать себя без боя ищейкам Чиабера! — поддержал пылкий Челидзе.

Степенный Хачерес-суконщик был иного мнения, но промолчал. Снова взял слово прославленный златокузнец:

— Патроно Арслан, я замечаю — мало ремесленников принимает участие в наших собраниях, а бедный люд и подавно отсутствует! То не дело — с одними купцами не одолеть нам мтаваров… Видишь, и Занкан не пришел сегодня, больным сказался.

— Золотые слова твои, почтенный Бека! Надо с братствами ремесленников тесную дружбу держать, — воскликнул Манвел.

Хутлу-Арслан кивнул в знак согласия:

— Поручаю это дело тебе, Манвел, и тебе, мой Бека. Деньги завтра выдам из казначейства, по ремесленным братствам раздайте. Пусть оружие закупают! А выступим мы в день Святой пятидесятницы.

Давно покоился в могиле Саварсалидзе, и остался Исани без глаз и ушей. Соглядатаи вазира Чиабера предпочитали пьянствовать по духанам и брать взятки на базарах. Иначе разве застал бы врасплох городской мятеж вельможную знать, еще не разъехавшуюся по домам после коронации и удачной смены царских сановников?

Состав участников движения Хутлу-Арслана был пестр. Но преобладали купцы и зажиточные ремесленники, на которых всей тяжестью ложились законные и незаконные поборы. К ним примкнули служилые люди, жаждущие повышения, и притесняемое могущественными соседями мелкое дворянство. Городской бедноты было мало, как ни старались привлечь ее пламенными речами Папуна Челидзе, Опизари и другие вожаки. Но оружие, что тайком раздавалось в темных углах торговых рядов, все-таки бедняки брали.

Большое кладбище Сагодебели (что означает «Место плача») располагалось на равнине, в десяти стадиях от царского дворца, и было окружено невысокой каменной оградой, с воротами в сторону Исанской дороги. В день Пятидесятницы тихое место упокоения мертвых имело вид военного лагеря. С раннего утра большими группами стали стекаться по призыву «Маленького льва»[85] вооруженные горожане. У входа на кладбище стояли часовые, по дороге сновали всадники, непрерывно по мосту через Куру тянулись арбы с хлебом и питьевой водой в бочках. Среди могил были разбиты шатры, построены шалаши для укрытия от палящего солнца. В больших котлах варилось мясо, и уже бойко торговали палатки с разной снедью, а прибывшие духанщики цедили из бурдюков вино.

Свету невзвидели знатные люди царства, узнав о наглых требованиях мелких людишек под предводительством презренного кипчака. Вельможи громогласно обвиняли Дадиани в своекорыстной затяжке с делом устранения последнего «худородного» сановника («О сыне своем радел князь Вардан, а не о пользе общей!») и требовали решительных мер. Наиболее осторожные уже отъезжали из Тбилиси — отсиживаться в укрепленных замках. Встревоженная Русудан подолгу совещалась с министром внутренних дел Чиабером (уцелевшим при смене правительства) и начальником дворцовой охраны Цихишвили.

Вскоре придворный эджиб вскачь понесся на кладбище Сагодебели, где окопались мятежники. Гонец вез письмо Хутлу-Арслану от вазира Чиабера. Последний любезно приглашал сановного собрата пожаловать во дворец для переговоров по требованиям о создании карави. Одновременно, по совету того же Чиабера, тайно сообщили князю Мхаргрдзели, что коварный кипчак замышляет присвоить себе звание амирспасалара и при помощи своих соплеменников захватить Лори. Хоть и не знал ничего парон Саргис о готовящемся восстании тбилисских мокалаков (Мхитар Гош сдержал слово!), однако он не очень-то поверил навету… Давно перешел на мирную служебную деятельность Хутлу-Арслан, да и вряд ли Савалтхан и остальные кипчакские военачальники захотели бы поддержать мятеж купцов и ремесленников против остального войска… На всякий случай амирспасалар двинул к Исани гвардию, а из Лори вызвал свою надежную конницу.

Хутлу-Арслан сидел в большой палатке и обсуждал с главарями восстания полученное из дворца письмо. Послание было подписано Чиабером и имело многозначительную приписку о том, что содержание его «одобрено царицей Русудан».

— Молю тебя, Патара-Ломи, не езжай во дворец, не верь проклятой княжеской лисице! Всю жизнь предателем был Чиабер! — возбужденно выкрикивал Папуна Челидзе.

— Но Чиабер ссылается на царицу Русудан! Пишет: «Останешься жив и сохранен, будем вести должные переговоры», — возразил менее смелый Хачерес.

— Конечно, конечно! В глубоких темницах Клде-кари можно чудесно прожить… если только не задавят палачи негодяя Чиабера! — издевался горячий Папуна.

Хутлу-Арслан был в глубоком раздумье. Стоять долго на кладбище Сагодебели с тысячами вооруженных людей становилось невозможным — разбредутся все по домам. Идти же приступом на дворец означало дать открытый бой на неравных условиях. Оставалось одно — пока собравшиеся на кладбище горожане представляют собой угрозу для дворца, попробовать договориться с царицами! Да, только один, только этот выход…