Американский герой - [12]
Считается, что наши отношения исключительно деловые. Но это не так. И что я буду делать, когда здесь появится ее любовник? А если она вернется с какой-нибудь вечеринки с целой компанией? Или с каким-нибудь актером после ланча? Как мне на это реагировать?
Я профессионал и уже давно занимаюсь своим делом. Но здесь я повел себя непрофессионально с самого начала. Еще там, на берегу. Я стер записи и подменил их другими звуками. Я поддался паранойяльному состоянию клиентки и предпочел ее интересы интересам компании. Хуже того, я написал лживый рапорт. Зачем я это сделал? Только потому что она меня поцеловала? А может быть, это произошло еще раньше, когда она вошла в мой кабинет с видом кинозвезды, каковой и являлась, и начала произносить слова, напоминавшие текст из какого-нибудь сценария.
— Привет, Джо, — говорит она. — Как хорошо, что ты приехал.
— Очень красивый дом.
— Спасибо, — отвечает она, глядя мне прямо в глаза.
Я отвожу взгляд. Все еще можно изменить. Я еще могу очухаться, отозвать свой рапорт и честно изложить все то, о чем она меня попросила. Еще можно вернуться в колею.
— Покажи мне дом, — говорю я. — Включая кладовки и электрогенераторы. Если ты конечно знаешь, что это такое.
— Знаю, — отвечает она.
— А также систему охраны. На входе я видел телекамеры. Давай вместе пройдемся вдоль всего периметра.
— Периметра?
— Старые привычки, — говорю я. — К тому же некоторым клиентам нравится, когда я так говорю. Им нравится, что их безопасность будет обеспечивать бывший десантник.
— Похоже, мне это тоже нравится, — замечает она.
— И между прочим, здесь кто-нибудь еще живет? — спрашиваю я как можно небрежнее — даже сам своим ушам не верю, потому что в горле у меня все пересохло. — В настоящее время.
— Джо, — обращается она ко мне и выдерживает паузу, чтобы я поднял глаза и посмотрел на нее. — Здесь никого нет.
— Тогда это упрощает задачу, — отвечаю я.
— Кроме миссис Маллиган, — добавляет она.
Она совершенно справедливо не упомянула ее при первом ответе, потому что прекрасно понимала, что я спрашиваю о другом.
— А теперь тебя надо где-нибудь устроить, — говорит она.
— Обычно шоферы и охранники живут в помещении над гаражом. Наверняка оно здесь есть.
— Конечно, — отвечает она.
— Я в этом не сомневался.
— Но мне кажется, тебе лучше жить в доме. Наверху есть спальня.
— А где находится твоя комната?
— Наверху. Через две двери. Тебя это устроит?
Нас будут разделять две двери и несколько ярдов. ^Устраивает ли меня это? Меня устраивало, когда она отдыхала здесь на пляже вместе с остальными богачами, а я глотал смог в Долине. А теперь, когда я смогу приклонить голову и распаковать чемоданы в двух шагах от нее, вряд ли меня устроит какое-нибудь другое место на свете. Теперь меня будет устраивать только это.
— Отлично, — отвечаю я.
— Джо, — она подходит ближе и прикасается к моей руке. — Пусть будет то, что будет.
— Легко сказать, — откликаюсь я.
— Правда?
— Я принесла вам апельсиновый сок, — окликает нас миссис Маллиган. Она так кричит, словно сирена на маяке в туманную ночь.
— Спасибо, Мэри, — отвечает Мэгги.
Сок прохладный, сладкий и ароматный. Он освежает мое пересохшее горло.
— Спасибо, Мэри, — добавляю я.
— Вы уже решили, где будете жить?
— Да.
— Тогда я распакую ваш багаж, если вы соблаговолите достать его из машины. Хоть ростом вы и не вышли, но выглядите крепышом.
Я приношу свои чемоданы и пластиковые кейсы. Они закрыты на замок, и я прошу Мэри Маллиган не трогать их. Она быстро и аккуратно развешивает мою одежду.
— Нет, вы только посмотрите! — восклицает она, дойдя до оружия. — Мы где, в Калифорнии или на каких-нибудь задворках Белфаста?
— А вы из Белфаста?
— Нет, — отвечает она, — из Роскоммона, в самом центре страны. Там не так опасно, но нищета такая же.
Когда мы спускаемся вниз, Мэгги, с ногами устроившись на диване, говорит по телефону. Я дожидаюсь, когда она закончит, а потом с улыбкой говорю:
— И все же я бы хотел обойти периметр.
Она тоже отвечает мне улыбкой. Это наша первая общая шутка.
— Мне надо поработать, — говорит она. — То есть сделать несколько телефонных звонков и изобразить, что меня страшно интересует, кто что снимает и кто кого трахает. Хочешь, чтобы я тебе рассказала все последние голливудские сплетни?
— Давай, — отвечаю я.
— С тобой может пойти Мэри, или иди сам.
— А кроме телефонных звонков у тебя есть на сегодня какие-нибудь планы?
— Обед у Мортона. Не понимаю, почему внешняя роскошь никогда не соответствует качеству кухни.
— Никогда не был у Мортона, — отвечаю я. — Предпочитаю мексиканские блюда в дешевых забегаловках — настолько дешевых, что их себе могут позволить даже мексиканцы.
— Прости, я не хотела… — говорит она.
— …Напоминать мне, что ты богата, а я нищ как церковная крыса? Что ты… — я окидываю взглядом потолок гостиной, уходящий вверх на двадцать два фута, набегающие за стеной волны океана и водопад, — кинозвезда, а я обычный человек. Ничего страшного. Я отдаю себе отчет в том, что собой представляю. И ты об этом не забывай.
— Знаешь, есть… — и она заливается смехом. Настоящим девчоночьим хохотом. Возможно, в ней действительно все прекрасно. Но скорее всего, это мои гормоны замутняют мне сознание и придают ей этот золотой ореол. Дайте мне прожить с этой женщиной пару десятков лет, я наверняка познакомлюсь с ее недостатками, и меня начнет раздражать ее заразительный: теплый смех. Это неизбежно.
Университетский библиотекарь Дэвид Голдберг работает на эксцентричного, пожилого миллиардера, последнее желание которого — оставить потомкам мемориальную библиотеку о себе и своих достижениях. Впрочем, самая запоминающаяся вещь в его деятельности, как случайно обнаруживает Голдберг — тайна большой политики, которая никогда не должна выплыть наружу. Это заговор по фальсификации президентских выборов! За главным героем, систематизирующим архивную информацию, начинается настоящая охота.
Можно ли выжить в каменных джунглях без автомата в руках? Марк решает, что нельзя. Ему нужно оружие против этого тоскливого серого города…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
История детства девочки Маши, родившейся в России на стыке 80—90-х годов ХХ века, – это собирательный образ тех, чей «нежный возраст» пришелся на «лихие 90-е». Маленькая Маша – это «чистый лист» сознания. И на нем весьма непростая жизнь взрослых пишет свои «письмена», формируя Машины представления о Жизни, Времени, Стране, Истории, Любви, Боге.
Вызвать восхищение того, кем восхищаешься сам – глубинное желание каждого из нас. Это может определить всю твою последующую жизнь. Так происходит с 18-летней первокурсницей Грир Кадецки. Ее замечает знаменитая феминистка Фэйт Фрэнк – ей 63, она мудра, уверена в себе и уже прожила большую жизнь. Она видит в Грир нечто многообещающее, приглашает ее на работу, становится ее наставницей. Но со временем роли лидера и ведомой меняются…«Женские убеждения» – межпоколенческий роман о главенстве и амбициях, об эго, жертвенности и любви, о том, каково это – искать свой путь, поддержку и внутреннюю уверенность, как наполнить свою жизнь смыслом.
Маленький датский Нюкёпинг, знаменитый разве что своей сахарной свеклой и обилием грачей — городок, где когда-то «заблудилась» Вторая мировая война, последствия которой датско-немецкая семья испытывает на себе вплоть до 1970-х… Вероятно, у многих из нас — и читателей, и писателей — не раз возникало желание высказать всё, что накопилось в душе по отношению к малой родине, городу своего детства. И автор этой книги высказался — так, что равнодушных в его родном Нюкёпинге не осталось, волна возмущения прокатилась по городу.Кнуд Ромер (р.
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».