Американские горки. На виражах эмиграции - [9]

Нам помогали деньгами родители жены, подбрасывая пару сотен ежемесячно, иначе бы мы концы с концами не свели даже притом, что разве только не нищенствовали в первое время.

Вообще, тотальная нищета новых советских беженцев была вполне обычным явлением с учетом момента времени:

– работы нет вообще никакой, но есть деморализующая рецессия. Половина витрин замазаны крест-накрест белой краской;

– наплыв беженцев из Вьетнама, так называемых boat people. Они выходили на лодках в океан, и там их подбирали иностранные суда. Кто-то выживал, кто-то погибал, по-разному;

– советские беженцы представляли собой толпу шибко образованных и совершенно социально дезориентированных граждан без языка и копейки за душой, вроде нас;

– не было еще тогда в Сан-Франциско заметной прослойки русскоязычного бизнеса. Из работодателей – один русский магазин и десяток врачей. Без языка податься было некуда…

Наука Выживания

Выживание без денег имеет множество тонких граней и оттенков. Это целая наука, с лабиринтами и закоулками. Нам довелось в этой науке получить ученую степень.

Для примера:

– месячный проездной тогда стоил 32 доллара, и купить мы его не могли, тем более на двоих. Но! – мы получали проездные бесплатно в Catholic Charities: навели по дружбе знающие люди. Никто об этом канале не знал;

– рассылать резюме тогда можно было только обычной почтой. А можно было прийти в Jewish Vocational Services, отдать конверт девочке-секретарше, и она отправит от имени организации. Шутки шутками, а каждая такая рассылка экономила нам около 15 долларов;

– в большом универсаме по соседству с нами, в зале, стояла большая тележка на колесах. Раз в несколько часов её увозили на склад и выкатывали обратно в зал, доверху набитую пакетами со слегка помятыми овощами и фруктами, которые следовало срочно распродать. Стоили такие овощи и фрукты в 3–4 раза дешевле, чем аналогичные на прилавке. Обычно центов 50 за приличный пакет. К моменту вывоза тележки ее уже поджидали в зале несколько новых эмигрантов.

Помимо личного опыта, «где можно что-нибудь получить на халяву», существовала ещё общественная наука, «где, что и, главное, КОГДА следует покупать». Раз в неделю в наш почтовый ящик бросали рекламки трех ведущих сетевых универсамов: Safeway, Lucky и Cala Food – со скидками на следующую неделю. В каждом из универсамов что-то предлагалось по очень доступной цене. В распродажах, что очень важно, наблюдается цикличность. Например, мороженый лосось – «салмон» – стоит обычно $2.99 за фунт. Но раз в месяц есть неделя, когда цена уже 99 центов, то есть втрое дешевле. В морозилке с ним ничего не сделается до следующей распродажи. Эмигрантская масса выжидает момент и набирает полные тележки с верхом. Помню замечательный плакат на русском языке, выставленный в витрине крупнейшего сетевого универсама Safeway на 31-й улице (это довольно русский район): «Лосось отпускается не больше трех в одни руки».

Отдельный разговор – это куриные четвертинки («квотеры»). Их обычная цена – 49 центов за фунт. Но раз в месяц бывает неделя, когда цена опускается до 39 центов. А бывают распродажи, когда их можно купить за 29 центов. Американские собачники, я видел, брали их громадными морожеными брикетами для своих четвероногих питомцев.

Если цена заявлена, а товара нет в наличии, то можно взять на кассе rain check и прийти потом в любое время, даже когда распродажа закончилась, и взять по цене распродажи. Этим все очень широко пользовались.

Ну и, конечно, вырезание и отоваривание купонов для похода в магазин. Были магазины, где купон производителя удваивался равнозначной скидкой со стороны магазина. Были места, где на этих же условиях принимали и чужие купоны тоже.

Магазин кожаных курток

Серьезной школой жизни для меня стала подработка в магазине кожаных курток на оживленной торговой улочке даунтауна Сан-Франциско. К хозяину меня привели знакомые. Работал я по субботам: приходил к десяти утра и пылесосил магазинчик, совсем крохотный. Узкие проходы вели между рядами курток, висящих на одноуровневых вешалках, а вдоль стен – на двухуровневых, вертикально. Запах кожи стоял невероятный, я очень такой люблю. Куртки были американского производства, из относительно дорогих: и по 400, и по 500 долларов. Много всякой всячины для мотоциклистов: с шипами, заклепками. За день заходило человек 20, из них 2–3 что-то покупали, большей частью – японские туристы. Они ехали в США со списком вещей для покупки, и в этом списке частенько значились куртки фирмы Schott, которых у нас было много и разных.

Хозяин (его звали Герман) с утречка открывал замки на магазине, отодвигал решетки, запускал внутрь меня с пылесосом, а сам шел в соседнюю дверь. Там находилась крохотулечка-кафешка. Герман покупал три стакана кофе и три одинаковые булки. Одну порцию он съедал сам, другой угощал меня, а третью отдавал бомжу, сидящему метрах в пяти слева от входа в наш магазин. Это не был пришлый какой-нибудь, а наш, квартальный бомж. Официальный. Он с благодарностью и одновременно с достоинством принимал подношение.

Я как раз тогда разучивал по сотне слов в день из частотного словаря студента Беркли, и мы с хозяином обсуждали тонкости смысловых различий. Хотя Герман не был силён в этих тонкостях. Например, разницы между timber (лес в бревнах) и lumber (пиломатериалы) объяснить он не смог. Сказал, что это одно и то же. Как-то в разговоре с ним я употребил глагол to implement (внедрять). Он меня остановил и сказал: «Майкл, ты этого слова больше не употребляй». Я удивился: «Почему?» – «Потому, – говорит, – что я 45 лет на свете прожил и ни разу этим словом не воспользовался. Скорее всего, оно и тебе не нужно».