Американские горки. На виражах эмиграции - [11]

Собеседование состояло в том, что меня завели в класс, где сидели 3–4 студента-афроамериканца, и сказали: «Ну, учи!» Я с ними минут 15 активно поработал (секундомер у меня был с собой), и меня приняли в стаю. Мне предложили постоянное место на 30 тысяч в год с бенефитами (соцпакет – страховка, пенсионный план, оплаченный отпуск). Приступать в понедельник. Я даже успел к новым работодателям на барбекю сходить вместе с женой. Оказалось, что женщина-преподаватель, ранее занимавшая эту должность, купила дом в Сакраменто и уезжала из этих мест. Ей искали замену, что было непросто из-за спешки и межсезонья. Так что моё резюме пришлось просто в масть!

В пятницу перед тем самым понедельником мне позвонили и сказали: преподавательнице банк неожиданно отказал в кредите, то есть денег у неё нет, покупка дома отменяется, и она никуда не уезжает.

Зато, буквально в течение недели, возникло предложение из Корейского центра. Наверное, в карьерном смысле, мне было бы намного полезнее и приятнее работать в частном колледже, нежели в безденежном нон-профите (некоммерческой общественной организации), но, видимо, тогда я ещё не дорос до этого уровня.

Еврейское счастье

Помимо всех остальных государственных и негосударственных организаций, помощь нашей волне эмиграции оказывали несколько еврейских организаций. Постараюсь передать по возможности точно переживания и реалии тех дней. Сначала о структуре.

«Джуйка» – Jewish Family & Children Services. Занимается миллионом разных дел, имеет множество программ, помогает абсолютно всем людям, независимо от национальности и вероисповедания. Какие-то программы платные, что-то финансируется государством, и что-то – благотворительными программами со стороны. У Джуйки есть детский сад, курсы английского языка, развлекательные и развивающие программы для пенсионеров. Организация исключительно полезная и всеми новичками ценимая. Может, и не всеми, но таковых я не встречал. В нашем случае, как и большинству новичков, эта организация помогала с обустройством на новом месте: дарили мебель, машины, предметы быта.

Нам назначили социального работника – молоденькую американскую девочку лет девятнадцати. Она была очень заботливой и доброй. Ее усилиями нам привезли однажды с пяток предметов мебели: комод, настенное зеркало, журнальный столик. Мебель и предметы быта частенько вывозили из квартир умерших пожилых людей. У «Джуйки» был небольшой крытый грузовичок, вроде тех, что перевозят мебель. Водитель брал с собой пару крепких парней-волонтеров. Они должны были за раз полностью освободить квартиру. Ценные вещи – картины, столовое серебро, фарфор – разбирали родственники покойного, остальное подлежало вывозу и раздаче новичкам. То, что не разобрали новички, свозилось в уже знакомый нам «Гудвилл», – сеть благотворительных магазинов, которая распродает по символической цене вещи, подаренные людьми и организациями.

Если бы не девочка-соцработник, то не видать бы нам дареной машины никогда. Дело в том, что сан-францисская «Джуйка» – одесская. В Пало-Альто (мы сейчас на ее территории живем в Силиконовой долине) – московская. То есть в одной работают и принимают решения бывшие одесситы, а в другой – бывшие москвичи. Соответственно в Сан-Франциско, да еще при тогдашнем наплыве новичков, у сотрудников организации было кому отдать эту машину и без нас.

Люди отдают свои автомобили в «Джуйку» (и не только), чтобы получить списание налогов. Есть такой стимул, а заодно и дело доброе сделал. В то время в городе был наплыв беженцев и машины редко кому перепадали. А в Силиконовой долине тогда почти никто не селился и одному нашему знакомому по институту связи перепало три машины. Их ему выдавали одну за другой по мере того, как они у него выходили из строя.

Наша первая машина – десятилетняя «Вольво» DL240 – в нормальном вполне, как нам на первый взгляд показалось, состоянии. В нее, по совести, следовало вложить тысячу долларов, чтобы довести до ажура. Но не было ни денег таких, ни понимания, что с машиной делать. Поэтому масло при езде куда-то девалось. И тормоза ужасно скрипели, просто душераздирающий был звук. Масло я подливал нещадно, но оно продолжало исчезать. Кончилось тем, что через год мы продали эту машину за тысячу долларов, только чтобы от неё избавиться.

Jewish Vocational Services (JVS) – эта организация, как понятно из её названия, должна была помочь нам с трудоустройством. За каждым беженцем закреплена сумма в несколько тысяч долларов, которую беженская программа выплачивает организации за помощь оным. Конечно, реально JVS не могла толком ничего сделать во время рецессии. Кроме того, работают там мальчики и девочки за 22–24 тысячи в год, по американским меркам считай бесплатно. Они, конечно, любят помогать, но серьезно помочь не могут, так как некомпетентны. Это я сейчас очень хорошо понимаю задним числом, а тогда понимание было другое. Сотрудников этой организации новички сильно и массово недолюбливали, если сказать мягко. И было за что! Кроме неспособности помочь, сотрудники JVS безжалостно унижали новых эмигрантов. Открыто принижали их возможности, уровень образования, разговаривали с ними, как с людьми третьего сорта. Надо было видеть брезгливые гримасы на их лицах, когда они с нами общались.