Американская интервенция в Сибири. 1918–1920 - [78]

«Моя отставка принята. Покидая Русский железнодорожный корпус, я хочу поблагодарить вас за многочисленные любезности, оказанные мне лично и другим служащим корпуса.

Русский железнодорожный сервисный корпус, назначенный осуществлять техническую инспекцию согласно Межсоюзническому соглашению, сделал все возможное, чтобы помочь поддержанию железной дороги в работоспособном состоянии. Однако мы постоянно сталкивались с самыми разнообразными способами противодействия со стороны русских военных и русских железнодорожных чиновников. Несмотря на то что после получения официальной информации о неспособности Омского правительства выполнять условия соглашения мы прилагали все усилия, чтобы оказать помощь в рамках имевшихся у нас совещательных полномочий, все предложения, высказанные техническими инспекторами, были проигнорированы.

В каждом случае, когда нам случалось иметь дело с железнодорожными линиями, не соответствующими соглашению, охрану которых несли ваши войска, ваши офицеры оказывали нам всевозможное содействие. В результате железнодорожные служащие искренне старались сотрудничать с техническими инспекторами, и то немногое, что можно было сделать для улучшения железнодорожного сообщения, было полностью выполнено в том секторе, который охранялся американскими и китайскими войсками.

Наши сотрудники, приписанные к району от Маньчжурии до Верхнеудинска, который в соответствии с соглашением находился под охраной японцев, подверглись оскорблениям, а в двух случаях военные под командованием Семенова даже заставляли их выйти из поезда. И если бы не твердость, проявленная полковником Морроу по защите наших служащих, приписанных к данному району, я полагаю, что они могли быть уничтожены бандами головорезов, орудовавших под командованием Семенова.

В завершение мне хотелось бы выразить твердую уверенность в том, что, если бы командующие другими союзническими войсками, занятыми в охране железной дороги, проявляли бы такую же стойкость, как вы, Межсоюзническое железнодорожное соглашение было бы успешно выполнено».

Колчак больше не играл никакой существенной роли в том, что происходило в Сибири. В ночь с 13 на 14 декабря британская миссия сообщила об эвакуации из Ново-Николаевска, и 14-го Колчак уже отошел на восток до самого Мариинска. На железной дороге возникло страшное и постыдное столпотворение, ставшее поводом для обвинений и контробвинений в нечестности при распределении локомотивов, которых отчаянно не хватало.

23 декабря полковник Эйхельсберг предал мне следующую информацию, полученную от польской миссии:

«На станции Татарская адмирал Колчак обратился в польскую миссию за защитой от собственных солдат, пытавшихся его арестовать, и был препровожден в польский бронепоезд.

Колчак выразил русским и союзным властям протест против того, чтобы его передвижением на восток руководили чехи. Он заявил, что подвергается со стороны чехов угрозам и оскорблениям.

Семенов отправил чехам телеграмму, требуя, чтобы поезду, на котором везут высшее российское командование, больных, раненых и их семьи, а также остатки национального достояния, разрешили проехать в Иркутск».

Последнее требование было для Семенова далеко не маловажным.

24 декабря генерал Нокс сообщил мне, что чехи будут сопровождать Колчака из Красноярска в Иркутск.

18 января чешский гражданский представитель на Дальнем Востоке доктор Гирза сказал, что он говорил с начальником чешского штаба в Иркутске по прямому проводу и его проинформировали, что Колчак в плену у социалистов-революционеров.

Получить новости непосредственно из Иркутска было очень сложно.

Позже нам сообщили, что представители союзников, включая генерального консула Харриса, уехали из Иркутска в Читу за четыре или пять дней до того, как в этот город прибыл Колчак под защитой чехов.

Социалисты-революционеры потребовали, чтобы Колчака передали им, и предупредили чехов, что, если те откажут, они попытаются отбить его силой. Учитывая оскорбления, которым подвергались чехи со стороны Колчака и его сторонников, было бы нерезонно ожидать, что они станут за него биться. Особый гнев иркутских эсеров вызвали действия одного из генералов Семенова, который, покидая Иркутск перед прибытием Колчака, забрал с собой двадцать самых видных людей города под предлогом, что, если их там оставить, они могут создавать проблемы. Этот генерал уверял жителей Иркутска, что собирается отправить их на восток, но дал понять, что не намерен причинять им вреда, а сам увез на Байкал, убил и сбросил тела в озеро.

Конечно, Колчак не имел к этому никакого отношения, но возмущение людей распространилось и на него, поскольку в таких случаях человеческая ярость выплескивает через край. Колчака отдали под трибунал, осудили и утром 7 февраля 1920 года расстреляли.

В декабре 1919 года сто тысяч человек, одетых, вооруженных и снабженных всем необходимым британцами, перешли на сторону большевиков, которые отправили генералу Ноксу телеграмму с благодарностью за предоставленную советским войскам одежду и экипировку. Теперь они обладали достаточной силой, чтобы требовать справедливого отношения со стороны иностранцев, находившихся в Сибири. Они больше не собирались терпеть положение, когда железные дороги, находившиеся под охраной иностранных войск, использовались исключительно в интересах их врагов.