Американец - [58]
Вечером он вспомнил о разнице в часовых поясах. Следовало дождаться возвращения Мии домой (ей наверняка пришлось выйти на работу, несмотря на ежемесячное пособие Кирпича), чтобы она точно взяла трубку.
А вдруг она переехала? Это вполне возможно. Тогда смогут ли новые жильцы дать ее номер? Все больше и больше вопросов роилось в голове, заставляя его сомневаться в успехе предприятия. А если трубку возьмет Винсент? Знает ли он что-то о нем?
Твой отец умер.
Твой отец уехал далеко-далеко.
Твой отец не сладил с ножом и стал рабом.
Твой отец променял нас на месть.
Your dad>[28].
Пока он с ноющей от сырости спиной, стоя на коленях, высаживал в землю треклятые луковицы, ему в голову пришла еще более горькая мысль – но при этом совершенно естественная, мысль как мысль, неизбежная после стольких лет разлуки и молчания: а если у Мии появился другой мужчина? Если она, наконец, согласилась поужинать с продавцом, у которого покупала почтовую бумагу? Возможно ли, что, пока он поднимался с колен и снимал садовые перчатки, Винсент называл словом dad другого мужчину?
Да и мог ли он ее в чем-то упрекнуть после двенадцати лет разлуки?
Двенадцать лет без возможности увидеть друг друга, коснуться, поговорить, двенадцать лет с мыслью, что человек, за которого она вышла замуж и который стал отцом ее ребенка, уехал в Италию на похороны матери и больше не вернулся. После ужина, когда в Хартфорде уже наступил вечер, он сидел на своей койке – безучастный, опустошенный, изможденный человек. Даже затея с телефонным звонком свелась к чисто рефлекторному усилию, подобному дыханию умирающего.
Он вспомнил тот день, когда, уже живя какое-то время в Америке, познакомился с Мией в кинотеатре, у автомата по продаже напитков. Вот уже несколько недель он не видел рядом с ней ее парня, типичного мускулистого блондина из Ист-Хартфорда. Смуглая девушка с кротким взглядом, сегодня не таким печальным, как прежде. Темные колготки, зеленое платье до колен, на талии затянут кружевной поясок. Судя по начищенным до блеска туфлям на высоком каблуке, жила она неподалеку.
– Ты местная? – спросил он.
Миа кивнула.
– Моя семья приехала из Пуэрто-Рико.
– Я так и думал. Ты слишком красивая для чистокровной американки.
– В Коннектикуте нет ни одной чистокровной американки. – Она сжимала в руке стаканчик с кофе. – Ты что-нибудь будешь? – спросила она, видя, что он так и стоит столбом.
Пока они тщетно искали слова, за которые зацепиться, их взгляды на миг пересеклись. В паузу вклинился писк автомата, разрядив обстановку.
– А тот парень? – Сердце Лео бешено колотилось. – Вы больше не вместе?
Миа улыбнулась, выбросила стаканчик в урну и направилась ко входу в зал.
– Эй! – окликнул он ее. – Ты что, так и уйдешь?
– Живее, – поторопила она. – Фильм вот-вот начнется.
Американец открыл телефон-раскладушку. Много лет назад у него был такой же, но теперь огрубевшие от полевых работ пальцы с трудом попадали по кнопкам. Наконец он изловчился набрать номер, нажал на зеленую клавишу и приложил телефон к уху. Сглотнул, глядя прямо перед собой.
Соединение устанавливалось целую вечность.
Миллионы беззвучных электронных импульсов, посылаемых аппаратом спутникам, вихрем кружились вместе с миллионом испытываемых им в этот миг беззвучных эмоций. Человек построил дороги, акведуки, дворцы, мосты и пирамиды, сконструировал поезда, самолеты и спутники; он покорил космос, создал две идентичные клетки, научился находить месторождения газа в морских глубинах. Но ни одно из этих достижений не могло сравниваться по важности с тем фактом, что сейчас он мог поговорить с ней по телефону.
– Hello, – услышал Лео.
Ошибки быть не могло, это голос Мии. Чуть более хриплый, чем прежде.
* * *
– Миа. Это я.
– Лео?
– Да.
– Боже мой…
– У нас мало времени, связь может оборваться. Как твои дела?
– Как дела… хорошо… откуда ты звонишь?
– Из Италии.
– Я не думала, что когда-нибудь тебя услышу.
– Я знаю.
– Я так давно не получала от тебя вестей. Ты перестал отвечать на письма. Никто не выходит со мной на связь. Если бы не твоя сестра, которая иногда… боже мой…
– У меня был тяжелый период, но сейчас, к счастью, стало лучше.
– Ты понимаешь, сколько прошло времени?
– Слишком много.
– Двенадцать лет, Лео. Двенадцать.
– За все это время не было ни секунды, когда бы я о вас не думал.
– И не было ни секунды, когда бы я не спрашивала себя, почему ты так с нами поступил.
– Если бы я знал, что меня ждет, то никогда бы… Но так вышло. И я не могу повернуть время вспять.
– Столько всего упущено в жизни. В нашей жизни.
В твоей и моей. В жизни твоего сына.
– Я знаю.
– Папа умер четыре года назад. Тебя не было на его похоронах.
– Старик Армандо…
– Почему ты позвонил именно сейчас?
– …
– Так что? Лео, чего ты хочешь?
– Я хочу вернуться к тебе и Винни. Я хочу снова стать семьей.
* * *
Лео подошел к изгороди из кипарисов, защищающей свалку от ветра, и вытащил всунутую между ветками банку из-под кока-колы. Вгляделся в хвойную стену, которая не пропускала ни малейшего дуновения. Колкие, тонкие листья перемежались молодыми, гладкими, нежного цвета побегами. Зима неохотно капитулировала под натиском весны.
Действие романа разворачивается во время оккупации Греции немецкими и итальянскими войсками в провинциальном городке Бастион. Главная героиня книги – девушка Рарау. Еще до оккупации ее отец ушел на Албанский фронт, оставив жену и троих детей – Рарау и двух ее братьев. В стране начинается голод, и, чтобы спасти детей, мать Рарау становится любовницей итальянского офицера. С освобождением страны всех женщин и семьи, которые принимали у себя в домах врагов родины, записывают в предатели и провозят по всему городу в грузовике в знак публичного унижения.
После восемнадцати лет отсутствия Джек Тернер возвращается домой, чтобы открыть свою юридическую фирму. Теперь он успешный адвокат по уголовным делам, но все также чувствует себя потерянным. Который год Джека преследует ощущение, что он что-то упускает в жизни. Будь это оставшиеся без ответа вопросы о его брате или многообещающий роман с Дженни Уолтон. Джек опасается сближаться с кем-либо, кроме нескольких надежных друзей и своих любимых собак. Но когда ему поручают защиту семнадцатилетней девушки, обвиняемой в продаже наркотиков, и его врага детства в деле о вооруженном ограблении, Джек вынужден переоценить свое прошлое и задуматься о собственных ошибках в общении с другими.
Повествование ведёт некий Леви — уроженец г. Ленинграда, проживающий в еврейском гетто Антверпена. У шамеша синагоги «Ван ден Нест» Леви спрашивает о возможности остановиться на «пару дней» у семьи его новоявленного зятя, чтобы поближе познакомиться с жизнью английских евреев. Гуляя по улицам Манчестера «еврейского» и Манчестера «светского», в его памяти и воображении всплывают воспоминания, связанные с Ленинским районом города Ленинграда, на одной из улиц которого в квартирах домов скрывается отдельный, особенный роман, зачастую переполненный болью и безнадёжностью.
Что скрывается за той маской, что носит каждый из нас? «Воображаемые жизни Джеймса Понеке» – роман новозеландской писательницы Тины Макерети, глубокий, красочный и захватывающий. Джеймс Понеке – юный сирота-маори. Всю свою жизнь он мечтал путешествовать, и, когда английский художник, по долгу службы оказавшийся в Новой Зеландии, приглашает его в Лондон, Джеймс спешит принять предложение. Теперь он – часть шоу, живой экспонат. Проводит свои дни, наряженный в национальную одежду, и каждый за плату может поглазеть на него.
Село Белогорье. Храм в честь иконы Божьей Матери «Живоносный источник». Воскресная литургия. Молитвенный дух объединяет всех людей. Среди молящихся есть молодой парень в инвалидной коляске, это Максим. Максим большой молодец, ему все дается с трудом: преодолевать дорогу, писать письма, разговаривать, что-то держать руками, даже принимать пищу. Но он не унывает, старается справляться со всеми трудностями. У Максима нет памяти, поэтому он часто пользуется словами других людей, но это не беда. Самое главное – он хочет стать нужным другим, поделиться своими мыслями, мечтами и фантазиями.
Скорее рассказ, чем книга. Разрушенные представления, юношеский максимализм и размышления, размышления, размышления… Нет, здесь нет большой трагедии, здесь просто мир, с виду спокойный, но так бурно переживаемый.