Американец - [31]

– Ты из какой партии? – однажды поинтересовался Американец.

Сосед притворился, будто не услышал, но, поскольку в тюрьме невозможно увильнуть от разговора, ответил со вздохом:

– Я социалист.

Лео оторвал пару листков туалетной бумаги и сложил их вдвое.

– Социалист, – пробормотал он, подтирая зад. – Значит, ты защищаешь бездомных?

Мужчина взглянул на него.

– Не возражаешь, если мы не станем это обсуждать?

– Хорошо, – согласился Американец и спустил воду. – Я так, разговор поддержать.

В общем, эти перемены его устраивали. Здесь было просторнее и по ночам поспокойнее. Но однажды ночью его разбудили какие-то звуки: сосед плакал. Он выглядел таким жалким, что Лео поднялся с койки и попробовал утешить его:

– Я думаю, мы находимся в заколдованном месте, – прошептал он. – Что-то происходит, но мы ничего не можем изменить.

На следующий день Американец проговорился, что его сокамерник дал волю слезам, и всеобщее презрение к политику достигло небывалых высот. Новость распространилась, как лесной пожар, и дошло до того, что однажды на прогулке какой-то тип подошел к политику и при всех дал ему пощечину.

Тем же вечером, собравшись ужинать, политик забрался на свою койку и впервые не предложил Американцу мясо. На вопрос, что случилось, тот невозмутимо ответил:

– Если что-то происходит, значит, на то есть причина. Только неудачник может верить, что его привела сюда магия.

Через несколько недель политик вышел на свободу. Американец и другие заключенные остолбенели, увидев его по телевизору, гладко выбритого и в хорошем костюме. Он рассказывал в интервью, какие шаги намерен предпринять для улучшения условий в итальянских тюрьмах, когда с него снимут обвинения.

Лео огляделся. Впервые за время заключения он осознал всю беспросветность своего положения и подумал, что все эти уголовники, включая его самого, – люди без будущего и заслуживают презрения.

Глубокой ночью он не смог сдержаться и разрыдался. По счастью, его новый сокамерник только-только вколол себе дозу героина и ничего не заметил.

* * *

Через несколько дней после выхода на свободу он получил приглашение от Кирпича навестить его в офисе.

– Мне твои гроши на хер не сдались, – сказал босс.

Он обожал бильярд. Хотя дело происходило в конурке, где с трудом помещались две слоновьи туши – его и носатого головореза, который замер в дверном проеме, – профессиональный стол он установил именно там, в своем офисе-притоне в районе Ареначча.

– Тогда в чем проблема? – спросил Лео, разглядывая человека, который раньше был боссом его отца, а теперь хотел и его подмять под себя. Внешность у него самая заурядная, подумал он, если не сказать затрапезная. Поговаривали, что после того, как в Кортина-д'Ампеццо легавые сцапали его, одетого в смокинг, он решил, что элегантные костюмы – это к несчастью, и потому теперь носил только спортивные костюмы.

Кирпич потер мелом кончик кия.

– Проблема в том, что на моей территории ты либо становишься солдатом, либо не рыпаешься, – пояснил он. – К тому же, если ходишь подо мной, можешь рассчитывать на всяческие привилегии…

– К примеру, на меньший тюремный срок, как в случае с Пипи?

Кирпич кивнул, наклонился над столом и ловким ударом начал игру.

– Так что делать будем?

Лео задумался.

– Нет, я пас, – наконец произнес он. – Не сочтите за неуважение, но вся эта история с вступлением в клан не для меня.

Знаком босс велел носатому верзиле подать молодому гостю кий.

– Не сыграть ли нам разок? – предложил он.

Около получаса они состязались в полной тишине. Лео поддался, тем более что черный шар он вряд ли смог бы забить. Он уже было понадеялся, что на этом неприятная встреча закончится, как вдруг Кирпич схватил его за грудки и прорычал:

– Или ты становишься одним из нас, или я велю выпустить тебе пулю в рожу, понял, америкос? А теперь вали отсюда! Не будь ты сыном Человека-паука, мир его праху, давно лежал бы на кладбище!

Сколько почтения мертвецу, которого ты своими руками и прикончил, подумал Лео. Интересно, Винченцо тоже получил предупреждение перед тем, как сдохнуть собачьей смертью посреди улицы? Глаза Американца потемнели от ярости. Будь он благородным человеком, люби он по-настоящему своего отца, убил бы этого подонка, не сходя с места.

В ту же секунду, как в нем забурлила жажда мести, Лео подумал о том, насколько сильно он презирает дешевые ухищрения, с помощью которых мафиози надеются произвести впечатление, – все эти вкрадчивые манеры, слащавые речи и игру интонациями. Кирпич был дешевым комедиантом, а не главой клана. Ни ума, ни харизмы, ни смелости – слишком сильно дорожит своей жалкой шкурой. Да, он безжалостный, но для этого много не нужно.

Эта мысль сильно огорчила Лео. За все четырнадцать месяцев заключения он ни разу не испытывал такой тоски. Он вдруг почувствовал, что и сам ничего не стоит, что ему не на что надеяться, это заколдованный круг, где одна ошибка тотчас влечет за собой другую, а месть порождает новую месть. Настоящая тюрьма – в его голове, а та в другой тюрьме, которой является его жизнь, а та, в свою очередь, заточена в еще одну тюрьму – Неаполь.

Резким движением он высвободился и, посмотрев Кирпичу прямо в глаза, сказал: