Американец - [22]

Я ненавидел их всем своим существом, и при этом никогда раньше я не чувствовал себя таким счастливым. Необъяснимая эйфория. Тогда для меня не было ничего правильнее и разумнее, чем сближение двух людей, которых я любил больше всего на свете.

* * *

Вернулись счастливые деньки, и мы ненадолго поверили, что сможем жить так вечно. Большую часть времени мы проводили вместе – Лео, Катерина и я – и расставались, только когда они уходили заниматься любовью в обветшалый полуподвал, где остеопат хранил свой рабочий хлам: старые матрасы, покрывала и медицинские халаты. Я знал, где он находится, и при желании мог туда незаметно пробраться, но Лео всыпал бы мне по первое число.

Мы жили как одна семья, и я играл в ней роль сына. Думаю, прекрати я постоянно за ними таскаться, Американец бы не расстроился, но Катерина ревностно искала моего общества, и не было такого приключения за пределами алькова, в котором я бы не участвовал. Я втайне продолжал мечтать о ней и так исступленно ласкал себя, что ладони потом долго горели. Я чувствовал себя виноватым. У меня сформировался своего рода эдипов комплекс по отношению к девушке лучшего друга.

Тем не менее я чувствовал себя в безопасности. Пусть вход в полуподвал мне и был заказан, я не сомневался, что они чувствуют то же самое. Без них я был полным ничтожеством, любая мелочь могла ранить меня или оказаться смертельной, зато рядом с ними я от восторга забывал дышать и ничего не боялся.

Мы смеялись до упаду. Слонялись по центральным улицам, глазели на витрины, рыскали по улочкам Испанских кварталов в поисках марихуаны, пили пиво, сидя на скалистом берегу в Позиллипо. В те беспечные, окутанные тайной дни мы походили на волков, изголодавшихся по самим себе и безразличных ко всем остальным, мы были пробивающимися сквозь асфальт сорняками.

– Фу, гадость какая! Фу! Мерзкая мышь! Милый, умоляю, убей ее!

Катерина ненавидела мышей, которые то и дело выглядывали из расщелин в скалах, поэтому Лео приходилось гонять их палками и камнями. Пока он выполнял свой отеческий долг, мы с ней мирно нежились на солнце и выкуривали его косячок. Мы курили. Все время курили.

– Держи, – как-то сказала она, протягивая мне остаток косяка. Вытянулась на камнях, пытаясь сделать невозможное – устроиться поудобнее, и тут мой внутренний видеорегистратор зафиксировал колыхание ее груди. Она была большой, крепкой и не подчинялась вселенскому закону гравитации.

– Лео чувствует, что вы отдаляетесь друг от друга, – вдруг поделилась со мной Катерина. Я ощутил движение у себя в штанах.

– Он сам тебе об этом сказал?

– Он считает, что это из-за меня.

Я вздрогнул.

– Ничего подобного, он ошибается. Если хочешь, я сам ему скажу.

Мои слова прозвучали излишне эмоционально, но я действительно так думал. Ни одна женщина в мире не вызывала такого желания ее добиваться, обладая при этом даром привязывать соперников друг к другу. Не будь Катерины, мы с Лео уже давно бы прекратили общение.

Было совершенно ясно, что хищником, как он, мне никогда не стать и выживать в джунглях тоже не научиться. Я прилежно занимался учебой, много читал и хранил верность коку. Мои однообразные студенческие будни и покорность перед лицом родительских требований наверняка казались ему страшным занудством, поэтому меня поразили слова Катерины о том, что он еще придавал значение нашей дружбе. Я думал, она окончательно увяла, как растение, которое засыхает, если его два дня не поливать.

Все завертелось, когда Американец бросил техникум. Сначала из-за драки его отстранили от занятий, потом поймали с поличным, когда он скручивал косяк в туалете, и, наконец, исключили. Вняв настойчивым мольбам его матери, директор согласился восстановить Лео, но в итоге тот послал все к черту прямо в середине учебного года. Перспектива стать бухгалтером вызывала у него тошноту.

– Это не для меня, – повторял он.

Я пытался его переубедить, но тщетно.

– Мы крылатые существа и созданы для свободного полета, – говорил он. – Дух дышит, где хочет…

Лео понял, что может неплохо заработать, продавая гашиш ученикам из классического лицея. Он с легкостью затоваривался на площадях, к которым эти маменькины сынки и на пушечный выстрел не подошли бы. Стоило Катерине подать знак, как к Американцу уже выстраивалась очередь за углом школы, чтобы купить низкопробную пакистанскую дурь. Десять тысяч лир за брикет, и с каждого пять тысяч лир чистой прибыли. За неделю торговли он узнал об экономике предприятий гораздо больше, чем за целый семестр, проведенный за школьной партой.

Бизнес процветал. Лео попросил меня помочь с распространением наркоты в гимназии, но я увильнул – это было слишком рискованно. Он, конечно же, сказал, что я снова обделался, я же, само собой, ответил, что это неправда, и мы поругались.

– Всё, забыли, – сказала Катерина, не открывая обращенных к солнцу глаз. – Если он узнает, что я тебе проболталась, мне конец.

К этому времени моя эрекция преодолела точку невозврата. Ширинка на джинсах трещала по швам, голова кружилась. Катерина продолжала говорить о Лео, о чем он думал и что нам следует сказать, дабы убедить его в обратном. Я же готов был его убить, лишь бы только овладеть его девушкой прямо на этих скалах. Она, видимо, что-то почувствовала, открыла глаза и спросила: