Америго - [46]

В тот день, однако, ему снова дана была возможность ее увидеть.

Она ждала его, прислонившись спиной к старому дубу, у которого обычно начинались все их приключения; на ней было синее платье – до странного короткое, вздернувшееся едва ли не выше бедер. «Она хитрее моей Лены! Но где же мое благоразумие и терпение?» – спрашивал себя Уильям со страхом и странным волнением в животе, оглядывая ее худые бледные ноги – чистые, как с картинки. Спрятав левую руку за спину, она сосредоточенно тыкала пальцем правой руки куда-то вверх – наверное, считала птиц, устроившихся на соседних деревьях?

– Знал ли ты, Уильям, что на нашем дубе – двести сорок восемь тысяч восемьсот тридцать два листка? – спросила она, когда юноша приблизился к дереву.

– Нет, – потрясенно ответил он и тоже задрал голову, – но это невероятно! Это во столько раз больше, чем я думал! Как же ты… Как ты сумела их сосчитать?

– Очень просто, – ответила Элли. – Ты ведь научил меня, глупый!

– Да, но… Они все одинаковые, и их так ужасно много… Как ты не сбилась со счета?

– Они вовсе не одинаковые, – возразила на это девушка. – У каждого – свое лицо. И даже говорят они по-разному. Все только чепуху, если честно…

Уильям опустил глаза на нее.

– Ты удивительная, – сказал он.

– Нет, – опять возразила Элли, – я – Элли!

И они отправились в путь, освещаемый солнцем.

Почти целый день Элли молчала, и это была новая странность: в Лесу всегда находилось живое существо или растение, о котором она могла рассказать своему другу. Но теперь они никого не выслеживали, не высматривали новых лужаек, не обшаривали палую листву в поисках весенних грибов, даже не проверяли многочисленные тайники в дуплах и норках! Они только шли и шли, следуя странным хитросплетенным тропинкам, о которых прежде было известно одной лишь принцессе.

Когда Уильям уставал, он садился на траву, и Элли безропотно садилась рядом. Отдохнув и подкрепившись, они продолжали свой поход, не отвлекаясь на лесную живность; а ведь Лес в этот день был необыкновенно живым! Их сопровождали любопытные птицы с разноцветными перьями, со всех сторон тянулись однозвучные песни цикад, а по ветвям деревьев скакали ловкие – красные и бурые – белки.

Одна из этих белок сбежала по стволу тополя вниз, потом забралась на широкий пень, мимо которого проходили Уильям и Элли, и уставилась прямо на них – как показалось Уильяму, с удивлением.

Но Элли даже не обратила на нее внимания, и белка, обиженно махнув хвостом, скрылась в высокой траве.

Уильям пытался обогнать девушку, чтобы заглянуть ей в глаза и понять, что она замыслила в этот раз, но Элли только отворачивалась, делая вид, что должна наблюдать за коварной извилистой тропой.

Когда небо зарделось вечерним солнцем, принцесса наконец решила задержаться сама – в том месте, где заросли были пронизаны сумеречными лучами и стоял щекочущий запах ила.

– Я теперь вижу тебя нечасто, – сказала вдруг Элли с какой-то неуместной радостью и предвкушением.

– Знаю, – неохотно откликнулся Уильям. – Но я ничего не могу сделать. Ведь мне… ведь они… ведь Парк… то есть Лес…

– Молчи, – прервала его девушка. – Я тебе верю.

Она захихикала, вызвав этим изумление своего спутника.

– Не смотри на меня так, – сквозь смех предупредила она Уильяма и ринулась в густую зелень. Уильям устремился за ней, разгребая руками ветки и продираясь через цепкие кусты.

Элли сидела на отлогом песчаном берегу. Но это был вовсе даже не берег Парка! Она нашла крохотный пруд, в полсотни, должно быть, шагов шириной; в нем плавали странные, но восхитительно прелестные желтые цветы на тонких подносах из округлых светло-зеленых листьев. Над водой висели блестящие стрекозы с большущими, почти как у Элли, глазами.

– Почему мы не бывали здесь раньше? – пораженно спросил Уильям. Он замер вблизи от пруда.

– Нимфеи! – вместо ответа воскликнула Элли, не теряя странного предвкушения в тоне. – Это – нимфеи! И еще – гляди, как играет свет! Здорово, да? Смотри, что делается с ним в воде!

И правда, из-за далекой облачной мглы, из-за приземистых деревьев на противоположном берегу спускались к зыбкой поверхности пруда мягкие лучи – и продолжались на воде, словно на странице книги: огненной рекой, сверкающей искрами, глубоким ущельем в расколотой молнией глыбе, золотой жилой, янтарными бусами, рассыпанными неловкой рукой влюбленного, или… Уильям склонил голову набок и отчего-то увидел приоткрытую зловонную пасть ночного зверя, обнажившего два ряда подвижных хищных клыков. Тут же Элли швырнула камень точно в эту пасть, и запах ослаб до того, чтобы можно было привыкнуть. Затем она распрямила свои стройные ножки и опустила их в холодную воду. Скорчила забавную гримасу и показала ее Уильяму; тот присел рядом и стал смотреть на то, как бултыхаются в воде ее ступни.

Странная, колкая, но умиротворяющая дрожь стремительно разнеслась по всему его телу – хоть он и не касался воды. Элли перестала болтать ногами в пруду и уставилась на него. В ее глазах блистали лукавые изумруды.

– Я принадлежу тебе – как цветы, – просто сказала она.

Уильям обернулся к ее лицу.

– Коснись меня! – приказала она… и вот так-то, слишком легко и прекрасно, она одержала верх!