Амелия - [33]

Как только это требование было удовлетворено, он известил мисс Мэтьюз, что раненый ею джентльмен остался жив и его рану не считают смертельной; пострадавший просто лишился сознания из-за потери крови, а возможно, и от испуга, «а посему, сударыня, – продолжал смотритель, – я полагаю, что если вы примете соответствующие меры, то уже завтра утром вас можно будет освободить под залог.[81] Я ожидаю сегодня вечером стряпчего, и, если вы ему доверитесь, могу поручиться, что все уладится. Конечно, что и говорить, ради этого придется выложить денежки, дело известное. Люди, что и говорить, рассчитывают в таких случаях немного поживиться, не без этого. Но что касается меня, то я никогда не держу арестованных дольше, чем предписано законом, ни в коем случае. Как только мне становится известно, что их можно выпустить под залог, я непременно тотчас же их об этом извещаю и никогда ничего за это не требую, ни в коем случае. Я всегда предпочитаю предоставлять такие вещи на собственное усмотрение джентльменов и леди. И сроду еще не бывало, чтобы я заподозрил джентльмена или леди в отсутствии щедрости».

Мисс Мэтьюз отнеслась к этим дружеским заверениям довольно-таки пренебрежительно. Она заявила, что ни в чем не раскаивается и что новость нимало ее не трогает. «Если этот презренный человек жив, – воскликнула она, – то большего негодяя на свете не сыщешь, вот все, что я могу сказать», и, не обмолвясь ни словом относительно своего освобождения под залог, она вместо этого попросила начальника тюрьмы оставить ее опять наедине с мистером Бутом.

– Ну, что ж, сударыня, – ответствовал смотритель, – если у вас нет наличных денег, чтобы внести залог, то, пожалуй, вам лучше будет пробыть здесь немного дольше, нежели платить непомерную цену. Кроме того, через день-другой, когда жизнь джентльмена будет уже вне всякой опасности, те, кто сейчас, что и говорить, рассчитывают на солидное вознаграждение, уже ничем не смогут поживиться. А в тюрьме, что и говорить, у вас ни в чем не будет недостатка. За деньги здесь можно получить все самое лучшее, будь то из еды или из питья, а ведь ради чего-нибудь съедобного или горячительного не станешь, как я выражаюсь, воротить нос и от самой захудалой харчевни. А капитану вовсе и незачем было в первый день, как он сюда попал, так уж стыдиться назвать себя; мы тут всяких перевидали – и капитанов, и прочих благородных джентльменов, и ничего в том зазорного, как я выражаюсь, для них нет. Многим благородным джентльменам, позвольте мне это заметить, капитан Бут, позвольте мне это заметить, случается иногда угодить в места и вполовину менее их достойные.

– Я вижу, сэр, – ответил Бут, несколько смутившись, – вам известны не только мое имя, но и мой чин.

– Разумеется, сэр, – воскликнул смотритель, – и тем большее почтение вы у меня вызываете! Я люблю армейских офицеров. Сам прежде служил в конногвардейском полку лорда Оксфорда.[82] Я, правда, был рядовым солдатом, однако у меня было достаточно денег, чтобы купить должность квартирмейстера, но тут мне взбрело в голову жениться, а жена не хотела, чтобы я продолжал служить, она непременно желала, чтобы я стал человеком штатским, и вот так пришлось мне взяться за нынешнее мое занятие.

– Честное слово, – ответил Бут, – просто замечательно, что вы посчитались с желаниями своей супруги; однако, прошу вас, удовлетворите мое любопытство – скажите, как вы дознались, что я служил в армии? Ведь моя одежда, я думаю, никак не могла меня выдать.

– Выдать! – повторил смотритель. – Надеюсь, здесь никто никого не выдавал… я не из тех, кто способен выдать ближнего. Да ваша пугливость и недоверчивость наводят человека на мысль, что здесь кроется нечто большее. Но если это и в самом деле так, то, обещаю вам, – вы можете, не опасаясь, выложить мне все, как есть. Вы уж извините, что я навязываюсь вам с советом, но ведь чем раньше, тем лучше. Иначе другие вас опередят, а в таких случаях, кто первым поспел, тот первым и съел, вот и все. Доносчики, тут сомнения нет, не стоят доброго слова, и по своей воле никто из них не стал бы осведомителем – толпа очень уж сурово с ними расправляется;[83] конечно, быть чересчур откровенным

– Дело рискованное, но, когда с одной стороны обещают безопасность, да еще и немалое вознаграждение впридачу, а с другой – грозит виселица[84]… стоит ли гадать, какой выбор сделает человек рассудительный.

– Что, черт побери, вы хотите всем этим сказать? – вскричал Бут.

– Ничего обидного, я надеюсь, – заверил смотритель, – Ведь я говорю для вашей же пользы, и, если вам когда и случалось спроворить в свой карман… вы, конечно, понимаете, что я имею в виду.

– Решительно ничего, – ответил Бут, – клянусь честью.

– Ну-ну, – язвительно усмехнулся смотритель, – раз уж вы такой недоверчивый, придется вам самому расхлебывать последствия. Правда, что касается меня, то я не доверил бы Робинсону и двух пенсов, не сосчитав их перед тем.

– О чем идет речь? – воскликнул Бут. – И что это еще за Робинсон?

– Так вы, выходит, и Робинсона не знаете! – воскликнул смотритель, начиная горячиться. Услышав отрицательный ответ, смотритель в явном изумлении закричал: – Что ж, в таком случае, капитан, должен вам заметить, что вы похлеще всех тех джентльменов, какие мне попадались! И, однако, скажу вам вот что: стряпчий и мистер Робинсон сегодня днем чуть ли не полчаса шушукались насчет вас. Я случайно расслышал, как они несколько раз упоминали капитана Бута, и что касается меня, то я не поручусь, что мистер Мэрфи уже не занялся вашим делом, однако если вы выдадите мне кого-нибудь из тех, кто промышляет на дорогах, или сообщите о чем-нибудь еще в том же роде, тогда я тотчас же отправлюсь к его милости судье Трэшеру; полагаю, что пользуюсь у него достаточным доверием и он согласится выслушать ваши показания.