ПОСЛАНИЕ К МИССИС КЛАЙВ [1]
Сударыня, обращения подобного рода первоначально назначены были выражать признательность автора за оказанную ему благосклонность или прославлять достоинства кого-либо из его друзей и, хотя ныне их сочиняют для целей совершенно иных, вы имеете полное право на такое послание.
Посвящения, равно как и большинство других панегириков, редко исходят из сердца; они обычно обращены к сильным мира сего и вызваны отнюдь не их высокими добродетелями и даже не благодарностью за былые милости, а надеждой на будущие; их авторы задавались вопросом не о том, кто больше заслуживает столь щедро расточаемых похвал, но кто лучше сумеет их оплатить. Послание в результате оказывается исполнено такой явной, грубой и бессмысленной лести, что должно бы заставить покраснеть и поэта, его написавшего, и покровителя, его принимающего.
Пока рука моя держит перо, я не устану повторять, что порок следует осмеивать, даже когда он вознесся очень высоко, а добродетель достойна похвалы, даже когда она ютится в сферах достаточно низких; иными словами, нет объекта для сатиры слишком высокого, а для панегирика слишком низкого.
К несчастью, ваше замечательное дарование раскрылось в ту пору, когда среди актеров царят раздор и интриги [2], а глупость, пристрастность и невежество столичной публики грозят совершенно разрушить английский театр и принести его в жертву нарочитому и нелепому увлечению иностранной музыкой; в не меньшей степени и аристократы стараются перещеголять друг друга в безудержных похвалах итальянскому театру и хуле по адресу отечественного.
Ваши незаурядные таланты встречают, однако, заслуженное одобрение у немногих зрителей, сохранивших вкус к английской сцене и присущее нашему народу добродушие; более того, своей замечательной игрой вы заставляете аплодировать даже тех, кто тоскует до сих пор по Кутзони [3].
При этом меня радует сознание того, что столица, во всяком случае та часть ее, которая не совсем еще обитальянилась, должна быть признательна мне за то, что я впервые открыл всю меру ваших способностей и помог вам выдвинуться раньше, нежели позволили бы невежество одних и зависть других. Ваши достоинства как актрисы общеизвестны, и я не буду на них останавливаться, ибо один выдающийся представитель нашего времени и прекрасный судья сцены [4] сказал, что вы превосходите в комедии всех, кого ему только удалось видеть.
Однако публика восхищалась бы вами еще больше, если бы она догадывалась о ваших человеческих качествах; знают ли они, сколько денег, заработанных замечательными выступлениями на театре, отдаете вы своему престарелому родителю; знают ли они, что вы, покоряющая их в ролях глупых и порочных женщин, представляете собой в жизни замечательный пример жены, дочери, сестры и друга.
В том, как повели вы себя во время недавнего столкновения между актерами и владельцами театра, проявилось столько достоинства, что, принадлежи вы к высшим слоям общества, о вас говорили бы как о величайшей героине века. Вы сострадаете мистеру Хаймору и миссис Уилкс, и никакие посулы, никакая корысть не заставят вас перейти в другой лагерь. Вы не щадите сил (что сказалось и в том, как быстро вы подготовили роль в этом фарсе), если надо поддержать тех, кого считаете оскорбленными и страдающими, и никогда не стремитесь получить непомерную награду от тех, кто не в состоянии ее предоставить; вы даже, как я знаю, отказались от жалованья, чтобы владельцы патента не понесли убытка из-за малочисленности публики. Короче, сударыня, ваша порядочность, здравомыслие и чувство юмора естественно вызывают всеобщее уважение, в котором вы всегда можете быть уверенной, равно как и в искренней дружбе вашего преданного слуги
Генри Филдинга.
Явление первое
Ковент-Гарден.
Миссис Xаймен, Летиция.
Миссис Хаймен. А, это вы, милейшая Летиция! Рада вас видеть! Вы-то мне и нужны.
Летиция. Я к вашим услугам, сударыня.
Миссис Хаймен. Ну да, конечно, и еще, без сомнения, всякого другого, кто вам платит. Впрочем, мне от вас только и нужно, милейшая, чтобы вы передали кое-что своему хозяину. Потрудитесь сообщить ему, милочка, что он – негодяй из негодяев и я прошу его отныне даже близко не подходить к моему дому. А если я еще раз застану его у себя, я выставлю вон свою племянницу.
Летиция. Право, сударыня, лучше бы вам передать это с кем-нибудь другим! Но что, скажите, натворил мой хозяин, чтоб заслужить подобную немилость?
Миссис Хаймен. Надеюсь, пока ничего: бог хранит да и я гляжу в оба. Но ведь я знаю, что он затеял!
Летиция. Ручаюсь, ничего такого, что не приличествовало бы джентльмену.
Миссис Хаймен. Еще бы! Джентльмену, милочка, без сомнения, вполне прилично совращать девицу. Только уж я постараюсь уберечь свою племянницу от сих достойных джентльменов!
Летиция. Но, сударыня, вы на редкость несправедливо судите о моем господине. У него самые честные намерения относительно вашей племянницы, мне ли того не знать!
