Амёба - [16]

— Да нет, отчего же… — промямлил наконец тот, что в комнате.

Вавочка скрипнул зубами и, подбирая двойнику наименование за наименованием, вскочил и по возможности бесшумно прошёлся по кухне. Разгневанно сопя, вернулся к двери, установил колено на табурет, вслушался.

— А ты-то сам как живёшь?

— Начальник отдела маркетинга, — не удержался двойник. — «Росхристинвестъ». Прошу любить и жаловать.

Ну что это за дурак такой на Вавочкину голову! Её срочно как-нибудь выставить надо, а он там хвастаться вздумал!.. Главное, чем хвастается, козёл! Он-то тут при чём?

— И тебе достаточно этого для счастья?

Ой, бли-ин… Ну всё! Пошла душеспасительная беседа… В конце концов, сам напросился! Вот пусть теперь помается. А Вавочка себя и здесь неплохо чувствует…

Он снял колено с табуретки, засунул руки в карманы, вышел на середину кухни и, нервно, по-собачьи зевнув, оглядел двор за окном.

Оглядел, говорю, почти правильный куб сизоватого осеннего пространства, ограниченный тремя пятиэтажными, наждачно-шероховатыми стенами, прорезанными понизу…

— …флюиды! Ты уберёшь коньяк, ты протрёшь полировку, но флюиды! Флюиды останутся, Володя…

…прорезанными понизу сквозными туннельчиками; с асфальтированным дном, по которому опавшие листья выстраивались упорядоченно, как железные опилки в магнитном поле, потому что…

— …Да хоть директором! Пойми: сколько бы ты там денег ни заработал, душевного покоя это тебе…

…потому что из одного туннельчика в другой шли сквозняки; в центре двора — просторная проволочная клетка для волейболистов; рядом — т-образно сваренные…

— …Ты сам чувствуешь, что этот мир…

…т-образно сваренные металлические трубы с бельевыми верёвками, на которых одиноко сохло что-то розовое, дважды проштампованное футбольным мячом.

— Ага, блин! А пока я буду медитировать… — доносилось из комнаты.

Почему у него такой гнусный голос?

— Ага, блин, — тихо произнёс Вавочка и прислушался к себе. — В натуре.

Нормальный звук. А у этого что за дребезжалка такая?..

Во дворе под окном был ещё дровяной стол для домино и две скамьи к нему, но, если смотреть с середины кухни, то стол не увидишь. Вавочка сделал ещё пару шагов — и в следующий миг, не успев даже выхватить руки из карманов, стремительно пригнулся. Чуть в подоконник челюстью не врезался.

— Лёня, с-сволочь! — выдохнул он.

На скамье, спиной к столу, лицом к дому, сидел мрачный Лёня Антомин. Сидел, недобро посматривая на Вавочкино окно, пошевеливая незажжённой сигаретой в углу рта, поигрывая спичечным коробком.

Вот, значит, какие у нас дела! Все, значит, сговорились! Та-ак…

Потрясение остро отдалось в мочевом пузыре. Прислонился к стене, чуть просев и сжав колени. Не помогло. Хуже стало. Пометался по кухне.

Наконец не выдержал, отставил мешающий табурет и взялся за ручку. Если открывать медленно, скрип получится долгим, как в прошлый раз. И Вавочка приоткрыл дверь одним коротким, но по возможности плавным толчком.

Та ответила слабеньким всхлипом. Кожа на затылке шевельнулись от напряжения. Кажется, не услышали. Микроскопическими приставными шажками, сдвигая голову на доли миллиметра и страшно боясь, что они увидят его первыми, заметят в проёме бледное напряжённое ухо, Вавочка двинулся по коридорчику. Счастье сопутствовало ему — Лека сидела в кресле спиной к проёму, двойника видно не было.

Дверь туалета — она скрипит или нет? Приостановился, припоминая.

В комнате оборвался Лекин голос и возникла опасная чуткая тишина. Замер, не зная, на что решиться.

— Володя! — Лека решила, что всё поняла. — Ты болен!

Вавочка стиснул зубы и помотал головой, чувствуя, что щёки его опять сереют, а губы сами собой расползаются, открывая не очень-то, наверное, приятный оскал.

— Послушай, у тебя жар! Ты же в полуобморочном…

Голос пропадал, Вавочка почти не слышал Леку.

— Я… ничего, — удалось наконец выговорить ему.

Он ждал этого звука, надеялся, что его не будет, этого быстрого всхлипа кухонной двери, и вот дождался, действительно, чуть не грохнувшись при этом в обморок. Что Лёня? Лёня — ерунда! Вот если Лека узнает — тогда уже ничего не замнёшь. Абзац тогда, ясно? Двойной полуабзац!

Вавочку била меленькая, незаметная глазу дрожь; он не слышал — он чувствовал аккуратные бесшумные шажки двойника, старался не глядеть в проём, но беседу уже поддержать не мог. Шаги прекратились.

Медленно, как не бывает в жизни, Лека поднялась из кресла, придвинулась, выросла, рука её наплыла, ухватила Вавочку за щёки, встряхнула. «Сейчас начнёт по морде хлопать», — выпрыгнуло в мозгу.

Опять всхлипнула дверь.

Он что же, вернулся? Или что?

Лекина рука разжалась.

— Погоди, — сказала Лека. — Погоди, я сейчас воды принесу. Руку отпусти.

Она сделала движение к двери, но Вавочка буквально повис у неё на руке.

— Нет! — выкрикнул он. — Не надо воды! Я не хочу воды! Ты мне дай это… — Взгляд его метнулся по комнате. — Коньяку дай!

У лица оказалась рюмка с коньяком. Вавочка нечувствительно проглотил содержимое и замер, тяжело дыша.

— Володька-Володька… — сказала Лека одними губами, с жалостью на него глядя. И затем вслух: — Врача вызвал?

Ответа не последовало.

— И не вызывай, не надо. Болезнь — это расплата за грех, понимаешь? Попробуй перебороть её, Володя…