Тот понял, что опять придётся сидеть на кухне, но просто так повернуться и уйти — убеждения не позволили. Не спеша отлепился от стены, заложил руки в карманы и, склонив голову набок, принялся ехидно разглядывать подлую свою копию, которая, делая поочерёдно то страшные, то жалобные глаза, вот уже второй раз выкрикивала: «Сейчас-сейчас!.. Тапочки только надену…»
Усмехнулся презрительно. Ленивым прогулочным шагом, не вынимая рук из карманов, прошёл по коридору, остановился, озабоченно соскоблил ноготком чешуйку краски с выключателя и, отвратительно подмигнув своему отутюженному костюмчику, скрылся в кухне.
— Ну вот, — произнёс Вавочка слабым радостным голосом возвращённого к жизни утопающего. — Я уже…
Он открыл дверь — и даже отшатнулся слегка. Перед ним стояла Лека Трипанова в светлых брючках и белом хлопчатобумажном свитере с вытканным на груди контуром алой розы. В руке она держала только что, видать, скинутый с плеч худенький рюкзачок с десятком душеспасительных брошюрок.
Визит этот сам по себе был событием не очень приятным, а уж при таких обстоятельствах просто принимал форму катастрофы.
Сейчас она назовёт его Володей.
— Володя, — сказала она и засмеялась. — Володь, ты что?
Чего доброго она могла подумать, что Вавочка, одной рукой придерживая дверь, ухитрился нацепить выходной костюм и встретить её при параде.
— Тапочки! — передразнила она. Потом спохватилась и оборвала смех. Лицо её стало отрешённым и строгим, а светло-кофейные глаза обрели ту удивительную безмятежную прозрачность, свойственную лишь старикам да младенцам, когда уже и не знаешь, что в них: мудрость или слабоумие. — Значит, решилась всё-таки Маша?
Инте-ресно всё получается! В многострадальной Вавочкиной голове вновь наметилась некая болезненная пульсация. Она знает, что сестры нет. Откуда она это знает? Раз она знает, что сестры нет, значит пришла к нему. Зачем она к нему пришла, если сама полтора месяца назад сказала, что Вавочка во власти враждебных сил? Может, ей просто трахнуться захотелось? Медитация — медитацией… Он почувствовал уже сладкую жутковатую дрожь, но тут же вспомнил, что на кухне сидит… М-м-м… Скривился, как от зубной боли.
— А в квартиру ты меня не впустишь?
— Почему? Впущу, — растерянно отозвался он и почувствовал, что глаза у него забегали.
Отдал событиям косяк, отступил, пропуская Леку. Оглянулся на дверь кухни. Там вроде всё было в порядке, и Вавочка, защёлкнув замок, проследовал за гостьей в комнату.
На белой хлопчатобумажной спине Леки было выткано: «Ты — Утренняя Роза В Саду Мечтаний Бога. Шри Чинмой».
Положив рюкзачок возле кресла, она повернулась к входящему Вавочке. Невысокая, плотная. В короткой чёрной стрижке — проволочки седины. Коричневатые глаза, если присмотреться, невелики, но так и сияют, так и сияют…
Тут Вавочка обратил внимание на растерзанную постель и, приглушённо чертыхаясь, бросился драпировать её пледом. Лека наблюдала за ним с младенческой улыбкой. Потом заметила три рюмки коньяка — и улыбка резко повзрослела.
— А гостей на кухне прячешь?
Смысл фразы проступил спустя секунду, и Вавочка очутился в центре кухни. Шизофренически огляделся, куда спрятаться. Спрятаться было некуда. Поймался. Хоть в форточку выпрыгивай.
— По-чему? — еле расслышал он из комнаты.
Ответом был смешок, нестерпимо знакомый. Кто ж это у него там? Чьё-то слегка забытое лицо и имя его плавали кругами в сером тумане мозга, но никак не могли проясниться окончательно и слиться воедино с этим смешком.
— А куда их ещё можно спрятать?
И голос тоже. Удивительно знакомый. Явно женский, но похож на ломающийся мальчишеский. Кто же это, блин?
— Каких гостей? — подрагивающий от страха тенорок двойника.
Опять смешок, и Вавочка даже отшатнулся от неплотно прикрытой двери. Лека, блин! Это же Лека Трипанова! Он пришибленно поднял плечи и огляделся, как бы беря стены в свидетели, что понимать происходящее он отказывается. Взял табурет. Аккуратно, без стука приземлил рядом с дверью на четыре точки. Сел. Вслушался.
— Тебе лучше знать, каких. Три полные рюмки, сам чуть не в смокинге, бутылка… — Пауза. — Ого! С водки на коньяк перебиваешься? — Гулкий звук от соприкосновения донышка с полированной доской тумбочки. — Вот я и спросила: гостей-то на кухне прячешь?
Слава Богу, двойник, кажется, приходил в себя.
— А я это… — начал он игривым с поскрипыванием голоском. — Культурно, туда-сюда… Чтобы каждый раз не наливать. Похожу по комнате — приму, опять похожу…
— Ну, давай-давай! — беззвучно произнёс второй возле кухонной двери. — Крути ей мозги, крути!
— Слушай, не протягивай ты мне рюмку! — Здесь голос Леки смягчился, даже стал несколько мечтателен. — О спиртном я уже и думать забыла… Я просто так заглянула, — внезапно сообщила она. — Услышала, что Маша поехала на Дни радости и зашла сказать, что очень за неё рада.
Вавочки не поверили. Да и кто бы поверил! Ждали с замиранием продолжения.
— Слушай, ты, может быть, думаешь, что меня Маша подослала? — всполошилась Лека. — Ну, в смысле — проверить, как ты тут без неё… Нет! Уверяю тебя!
Напряжённая пауза.
— Мне уйти? — Дрогнувший Лекин голос.
