...Алый свет зари - [4]

«Эх, жалко, что ружья только у охотников, — думает Старый Селезень. — Нам бы сюда хоть одно на всех, мы бы уж сверху вниз–то понужнули…»

Раздаются одиночные выстрелы, дуплетом. Против законов физики одни выстрелы сухие, как щелканье бича, и сразу звук глохнет, как в вате, другие раскатистые, сочные, эхо от них по–о–шло с гулом, перекатывается и гуляет долго–долго. Ахают выстрелы с соседних озер.

Бедные, глупые уточки, верные своему инстинкту, летят одним маршрутом на кормежку и на озеро. Нет бы свернуть через лесок и затаится, а они точно по расписанию и по узкой тропке. Их понужают и передают с рук на руки и подгоняют выстрелами «бабах! бах!»

После выстрелов дробь сыплется сверху и тихонько булькает в воду.

Чайки те поумнее, сразу похоронились, прижухли и ни гу–гу. А вот летит ворона, тяжело махает над водой, удивляется: «Что тут такое у нас творится?» «Бабах!» — у вороны сыплются перья.

— Черти тебя носят тут. Не хватало еще тебя, сатаны…

Вот стремительная стайка со свистом идет прямо на охотников. Собачьим лаем гремят выстрелы. Утки наткнулись на засаду, веером разлетаются и стремительно набирают высоту, но упорно летят вперед.

То там то здесь со всего маха с высоты по наклонной смачно шлепаются утки и уже черными притонувшими кочками застывают на воде.

Еще долго гремят выстрелы, то стихая, то разгораясь. Но вот кончается перелет. Охотники, как после гипноза, приходят в себя и начинают переговариваются:

— Ну как, Вася?

— Да плоховато…

Чтоб охотник сразу стал хвастаться и сказал, сколько убил, — никогда. Надо знать, как у других, а уж потом не ударить в грязь лицом, хоть на несколько штук, да больше приврать.

— А где же твои двенадцать, если в руках всего две?

— Да в камышах не нашел…

Узнают ли своих сбитых уток и не спорят ли из–за них? Никогда! Уважающий себя охотник не опустится до того, чтоб оспаривать. Тут свой этикет.

— Твоя, говоришь, эта утка? На возьми.

— Да нет… Я так просто… Подумал…

Бредут к лагерю, несут добычу. Подходят по одному и бросают уток в кучу, это для шулюма, а что останется — разделят в конце, это для дома.

В каждой компании есть самый удачливый. Вася добыл пять штук, это не плохо, а вот Федя всего четыре, зато три из них кряквы, это класс! Но удивил всех Серега — одна утка и два гуся! Это что–то значит. Все завидуют ему черной завистью, а сам Серега крепится и делает вид, что вроде ему это без разницы кого бить, что гуся, что утку, он бы и больше мог их нащелкать, да неохота. А у самого рот от уха до уха. Что скажешь? Молодец!

Чтоб утки не пропали, есть свои способы хранения. Одни потрошат и подсаливают, другие зарывают в сырой песок, перекладывают мхом, еще развешивают в тенечке на ветерке…

В закопченном ведре закипает шулюм. Что может быть лучше его на охоте? Да ничего. Вы не пробовали? Нет? Тогда хоть как вам ни рассказывай, а передать словами нельзя. Это такой аромат, смешанный с горьковатым запахом дымка, свежей утятины, лучка, перчика… М–м–э-э! Пальчики оближешь.

Готово! Садись братва! И тот же ритуал. Поздравления. С почином!

Начинается самое интересное и приятное. Еще никому не удавалось передать атмосферу единения охотничьих душ. Видали картину «Охотники на привале»? Да? Ничего не скажешь хорошая картина, но устарела, да и слабовата по части компании. Что такое, всего три человека, да и на столе почти ничего.

Сейчас охотничий лагерь скорее напоминает картину Репина «Запорожцы пишут письмо турецкому султану». Видали? Вот, вот, это уж точно про охотников, все с ружьями, веселые, смеются.

Эй! Где вы, современные Репины, Шишкины, Суриковы? А-у! Художники! Вот где тема, характеры, динамика и море экспрессии! Вот где правда жизни. Рисуйте с натуры и заберете все Нобелевские премии. До вечернего перелета времени много, и это самые счастливые минуты. Угощаются, закусывают, спорят, ругаются, спят, поют, смеются и рассказывают.

На охоте свежий человек — это как свадьба с генералом. А если он еще и не охотник, а гость именитый ученый или из начальства, ему хана. Заговорят. Каждый считает своим долгом рассказать что–то необычное, жуткое.

Оказывается, все как один ворошиловские стрелки, белку бьют только в глаз, у каждого на счету не менее пары убитых медведей, с десяток волков, а уж уток бьют сотнями…

Спорят, перебивают друг друга, сердятся:

— Да что там твой барсук? Подумаешь, натопил десять литров сала… Вот я зимой убил лису на восемьдесят килограмм… Честное слово! Васька подтвердит… Вась, скажи! Во! Пять шапок сшили и два воротника, а мяса более центнера в заготконтору сдал…

— Че мелешь? Какое с лисы мясо?

— Кто сказал, что мясо с лисы? Я? Ты не путай, это я кабана–секача завалил, ну и здоров был!

Чуть захлопнул рот, рассказчик тут же:

— Ох, а у меня собака умная! Ей цены нет. Идем тихонько–тихонько… Я только камыш раздвинул, и вот они сидят, голубчики. Я тихо так шепчу: — Пальма!

— А?

— Утки!

— Где?

Федя рассказывает, как его в прошлом году встречала жена с охоты:

— Еле меня дождалась. Натопила баньку, сама ласковая, радостная: «Устал, бедненький Федюня, давай я тебе спинку пошоркаю… Выпей стопочку, оно и полегчает… Ложись отдохни на коечке».