Алов и Наумов - [33]

^{«Тревожная молодость» Тамара Логинова (Галя Кушнир)}

Помню, как с молодым художником Володей Аграновым, который тоже был дебютантом, они преобразили старую часть города Каменец-Подольска.

На стенах домов пестрели вывески: «Отель Бельвю», «Парикмахерская Жорж из Парижа», «Российская мануфактура М. Гусятинера», а на афишных тумбах — рекламы фильмов тех лет. Молодые режиссеры были очень принципиальны в вопросах доподлинной реставрации жизненной фактуры. К счастью, у них была прекрасная администрация, состоявшая не просто из профессионалов (в кино этого недостаточно), а из настоящих фанатиков. Помню администратора картины Яновера, очень изобретательного человека, который мог достать все. Между Яновером и режиссерами порой заключались пари. «Придумывайте что хотите, — говорил Яновер, — все добудем!» И они придумывали, и он доставал. Гнал через всю страну старый паровоз, потому что режиссеры задумали показать его в эпизоде, когда герои фильма впервые приезжают на завод Михельсона с песней: «Мы — дети тех, кто выступал на бой с Центральной радой, кто паровоз свой оставлял, идя на баррикады». Раздобыл старый дореволюционный пароход, потому что в эпизоде объяснения в любви между Галей и Василём была реплика: «Пароход в порт просится», и режиссеры не хотели ограничиваться гудком, а хотели «задействовать» второй план.

^{Тамара Логинова. 1970 год}

Директор фильма Карецкий, которого мы называли князем за усики, автомобиль и тросточку и который был знаменит тем, что никогда не смотрел на съемочную площадку, но все там происходившее дотошно отражалось в его ведомостях, утратил обычное для него хладнокровие и как-то спросил: «Молодые люди, вы что, за собственный счет собираетесь снимать картину?» Смешной вопрос. Они были готовы и на это. Лишь бы работать.

Но предметный мир только условие создания атмосферы, а не сама атмосфера. Вещи — ничто, если нет достоверных человеческих лиц и характеров. Эпизод комсомольского собрания, удача которого в те годы особенно подчеркивалась прессой, снимали режиссеры в настоящем цехе судоверфи, и настоящие рабочие парни, одетые в промасленные робы 20-х годов и «вооруженные» каждый своей репликой, были самой правдивой массовкой. Алов и Наумов не боялись их непрофессионализма, верили в их достоверность. Пришел к ним как-то на съемку веселый, плечистый малый и показывает фотографию. Вот, говорит, папаша мой, он в 20-е годы в этом цехе работал. Так рассказывал. «Ну что ж, давай, сыграй своего отца», — не сговариваясь, предлагают ему Алов и Наумов. И тот мгновенно преображается и с таким энтузиазмом работает перед камерой, митингует на комсомольском собрании, будто и впрямь хорошо знает 1920-е годы.

Алов и Наумов с юности любили актеров. Выбирали их долго, тщательно, придирчиво. А сделав выбор, верили в них, и эта вера очень помогала исполнителям. В фильме «Тревожная молодость» встретились артисты разных поколений: Бабочкин, Крючков, Хвыля, Лавров — это знаменитости: Рыбников, Суснин, Крамар, я — новички. Николай Рыбников был не просто открыт Аловым и Наумовым как талантливый актер, но открыт как персонаж отрицательный. И несмотря на то что актер справился со своей ролью превосходно, его никогда не использовали в таком амплуа. Использовали фактуру простого рабочего парня, а не способность к внутреннему перевоплощению. Роль Котьки Григоренко из «Тревожной молодости» в послужном списке артиста так и осталась единственной ролью, по которой можно судить о многоплановости его дарования, о невостребованных его возможностях. Алов и Наумов умели чувствовать актера, умели и работать с ним. Они никогда не подавляли, и артисты, люди легко ранимые, не смущаясь, шли к ним со своими идеями, ибо знали, что их выслушают.

^{Тамара Логинова — звезда кино 1950-х}

Репетиции Алова и Наумова были поразительными — они будто дирижировали, добиваясь гармоничного звучания всех инструментов оркестра: актера с его пластикой, камеры, света, декорациий — и режиссерских ошибок не было почти никогда. Потом уже мне приходилось слышать от моих коллег: «Ах, как я поработал у Алова и Наумова, какие у меня были пробы!» Что это значило? Это значило, что Алов и Наумов умели даже во время репетиций и проб создать такую уважительную, доброжелательную и творческую атмосферу, что артисты, для которых пробы — самая унизительная процедура, уходили счастливыми, а некоторые считали вот эти пробы (не роли, а именно пробы) у Алова и Наумова своими лучшими работами в кино.

^{Александр Алов, Тамара Логинова на съемках фильма «Бег». 1970 год}

Запомнила на всю жизнь еще одну забавную историю, героем которой стал Николай Афанасиевич Крючков. Он сыграл в «Тревожной молодости» роль комиссара Сергушина. К тому времени Крючковым было сыграно более сорока ролей, в Каменец-Подольске, где шли съемки, он был всеобщим любимцем. И вот снимается эпизод расстрела Сергушина у стен Старой крепости. Режиссеры, стремясь к большей драматичности и выразительности эпизода, решили, что расстреливать будут под проливным дождем. А была уже глубокая осень. Прибыли пожарные машины с насосами. Что-то недовольно бурчал Крючков, поеживаясь от холода. «Мотор!» — выкрикивает ассистент. И сразу же: «Сто-о-о-п! — раздается голос оператора Пищикова. — Ничего не вижу! Оптика запотела! Что тут у вас происходит?» Оказалось, что пожарники, боясь простудить любимого артиста, подогрели воду. Поднялся густой пар. Съемка была сорвана. Такое проявление народной любви к артисту было для всех нас хорошим уроком. Посмеялись все вместе, а потом Алов и Наумов и говорят: «Будем ждать, пока остынет вода». Народный-то народный, но, мол, снимать будем так, как задумали.