Алов и Наумов - [31]

Роман и фильм «Берег» выстроены так, как если бы перед зрителем происходил, воочию раскрывался сам процесс написания книги. Основания для такой композиции были, ведь наш герой — писатель. Время неразрывно в его сознании, образной памяти. Для него как для художника не существует «вчера» и «сегодня». События настоящего вызывают в его памяти обрывочные воспоминания давно ушедших лет, но и прошлое как бы таит в себе отблески, грозовые разряды, обертоны будущего. Благодаря этой взаимосвязанности возникает цепь «опознавательных знаков», рассыпанных по картине, выражающих необходимую нам мысль: время едино. История, прошлое, память, сегодня, завтра — неразрывны. Это образная, смысловая концепция фильма.

^{Наталья Белохвостикова — немецкая девушка Эмма, 1942 год}

Алов возлагал на картину «Берег» очень большие надежды. Он был уже болен, но работал исступленно, не щадя самого себя, словно чувствовал, что это его последняя работа. Вслед за героем романа писателем Вадимом Никитиным кинорежиссер Александр Алов с полным правом мог произнести слова: «Наше поколение выбили, почти всех. Может быть, поэтому я особенно их люблю».

* * *

…12 июня 1983 года мы снимали в маленьком латышском городе Кулдига. Это был последний съемочный день фильма «Берег». Это был последний съемочный день Александра Алова. Это был его последний день вообще. Уже начало смеркаться, когда Алов почувствовал приближение того, что нельзя ни отвратить, ни отсрочить…

Если правда, что режиссер — это не профессия, а биография, то биография Алова укладывается в два слова: война и фильмы.

Я благодарю судьбу за то, что она подарила мне дружбу этого замечательного человека. Более тридцати лет мы работали вместе, деля пополам все: невзгоды, испытания, радости и даже постановочные. Мы срослись друг с другом душой — он дал мне почувствовать, что такое дружба.

Если бы меня спросили о человеческих достоинствах Алова, я бы в первую очередь назвал мужество. Да, это был по-настоящему мужественный человек. Последние годы жизнь его была сплошным преодолением. Война догнала его через много лет. Последствия контузии и ранения вызвали серьезное поражение всего организма. Он с трудом ходил, опираясь на палочку. То, что для нас было естественным, незаметным, как дыхание, для него было постоянным, непрекращающимся усилием. Но он ни в коей мере не утратил чувства юмора, ясного, светлого мироощущения. Я видел, как ему было трудно, и не раз предлагал отдохнуть или уехать со съемки пораньше. За всю нашу многолетнюю совместную работу он ни разу не дал себе поблажки или хотя бы намека на нее.

Это был мужественный, достойный человек.

Если бы меня спросили об Алове как о художнике, я бы в первую очередь выделил талант. Как часто мы разбрасываемся этим словом. Оно уже почти полностью стерлось от постоянного употребления. Но применительно к Алову я произношу это слово в его первородном, чистом смысле. Это был очень талантливый человек, во всем.

^{Последние фотографии Александра Алова. Наступление}

И еще. В суете жизни мы часто забываем о таких старомодных понятиях, как человеческое достоинство, честь, благородство. Алов в полной мере обладал этими редкими в наш век качествами. Он был мудр и спокоен. И скромен, хотя знал себе цену. Он был очень воспитанный, интеллигентный и добрый человек. Никогда без нужды никого не обижал. Но и не прощал обид. В творчестве он был очень требователен к себе. У него были принципы, которым он никогда не изменял. Его нельзя было ни уговорить, ни купить, ни испугать.

^{Последние фотографии Александра Алова. После боя. Второй режиссер Наталья Терпсихорова}

* * *

Уходит человек — остается боль утраты, радость воспоминаний. Уходит художник — остаются его картины, нечто вроде послания новым поколениям. В этой связи мне часто вспоминается один эпизод. Однажды, за несколько лет до смерти Федерико Феллини, мы с ним, Джульеттой Мазиной, продюсером Дино де Лаурентисом, Владимиром Досталем (который тогда был генеральным директором «Мосфильма») и переводчицей Анной Поповой ужинали в прекрасном рыбном ресторане рядом с Пантеоном. Потом мы пешком пошли по вечерним улицам Рима в сторону улицы Маргутта, где жил Феллини. Мы шли и весело болтали — о жизни, о кино. Внезапно Феллини помрачнел, взял меня за рукав и сказал страшную фразу: «Мой зритель умер…» Сначала я даже не понял, что он имел в виду, и переспросил Анну… «Мой зритель умер, — повторил он. — Я как самолет, который взлетел, а аэродрома нет…» В это время к нему подходили прохожие и просили автограф. Людей этих становилось все больше и больше. Был очевиден огромный интерес к Феллини. Я сказал ему: «Посмотри, что происходит. Ты ошибаешься». — «Нет. Они просто узнают меня в лицо, читали обо мне или слышали по радио и видели по телевидению. Но фильмы мои им неинтересны. Они слишком суетливы. Они привыкли переключать кнопки на телевизоре. Им скучно думать. У них развилось клиповое сознание — очень заразная болезнь».

^{Последняя совместная фотография Александра Алова и Владимира Наумова}

Очень хочу надеяться, что великий Феллини был не прав. Я, например, вижу большое количество очень интересных и разных молодых людей, которые занимаются настоящим серьезным искусством. Я знаю, что зрители XXI века — «племя младое, незнакомое» — смотрят старые фильмы. Они на «ты» с компьютером, запросто ориентируются во Всемирной паутине, тем приятнее узнавать, что в поле зрения этих занятых людей попадают и наши с Аловым фильмы и даже получают от них немалые числом «лайки» и «комменты». Значит, понимают и принимают.