Алов и Наумов - [34]

Фильм был принят как главное достижение Киевской студии за последние годы. На конференции творческих работников республиканских киностудий в 1955 году С. И. Юткевич выступил с подробным анализом картины, отметил и поэтически переданную атмосферу эпохи, и умелое использование выразительных средств кинематографа, и актерские работы.

Шли годы. Стиль картин Алова и Наумова становился жестче, отточеннее, они все дальше отходили от того первого по-юношески легкого фильма. И все же мне кажется, что в каждой новой их картине я узнаю его позывные. То мне чудится, что Ламме Гудзак — это Петька Маремуха… То в масках «Скверного анекдота» мне видится танцкласс мадам Рогаль-Пионтковской… А дети в финалах их картин: и в «Мире входящему», и в «Беге», и в «Тиле», и в «Береге». Дети — символ неостановимости жизни…

…Истоки — там, в «Тревожной молодости».

Счастливое начало (Василий Лановой)

^{Василий Лановой. 1961 год}

Павел Корчагин — моя вторая роль в кино и первая по своему определяющему влиянию на меня самого. Повезло не только с ролью — в двадцать один год создать такой образ! — повезло жизненно. Получалось так, что я создавал образ Корчагина как актер, а Корчагин создавал меня как личность. Сближало меня с героем Н. Островского и то, что я был тогда ровесником Павки, комсомольцем, многое в судьбе его воспринимал особенно обостренно. Это огромное везение — в самом начале своего творческого пути встретиться с таким героем! Работа над ним — трудный и, пожалуй, самый счастливый период в моей жизни.

Утверждение на роль Павки Корчагина у меня произошло в какой-то степени неожиданно и случайно. Дело в том, что поначалу режиссеры Алов и Наумов планировали снимать актера Георгия Юматова. До этого он уже снялся в нескольких фильмах и пользовался популярностью у зрителей. Но ко времени начала съемок «Павла Корчагина» на той же Киевской киностудии полным ходом шли съемки фильма «Триста лет тому…», в котором я играл роль поручика Оржельского.

Алов и Наумов всячески тянули с началом съемочного периода, нервно курили, частенько захаживали в наш павильон то поодиночке, то вместе. Я чувствовал, что они приглядываются ко мне, и не ошибся. Вскоре они предложили мне пройти пробы на главную роль в их фильме. Я не только не удивился их предложению, а, наоборот, так нагло и самоуверенно ответил, что давно этого жду, что я должен играть Павку. На их удивленный вопрос: «Почему это ты так считаешь?» — я им рассказал длинную историю о том, как во время войны нам читал роман наш сельский учитель, как позже я десятки раз смотрел фильм Марка Донского и, наконец, как сам играл в спектакле в театральной студии ЗИЛа.

Алов и Наумов сделали кинопробы и сразу же утвердили меня на главную роль. Юматов, конечно, обиделся, и долгое время мы с ним не общались, вплоть до фильма «Офицеры», на съемках которого сблизились и подружились на всю жизнь.

Позже я узнал, что Юматов, точнее сложившийся к этому времени его экранный образ, категорически не укладывался в концепцию режиссеров. Алова и Наумова не устраивало то, что Павка — Юматов был заранее понятным — бесшабашный, лихой рубаха-парень, которому все легко давалось, все было по плечу. Он не испытывал физических трудностей, не знал душевных мук, в нем не было преодоления, внутренней драмы, борьбы. Все это противоречило замыслу режиссеров-постановщиков фильма. Алов и Наумов хотели уйти от образа Павки-простака, они были убеждены, что образ и судьба этого человека сложнее, противоречивее. Когда съемки шли уже полным ходом, они часто меня останавливали, повторяя: «Серьезнее. Не надо много улыбаться. Этот человек несет свой крест, таков его удел». И я понял, Алов и Наумов стремились показать человека, осознанно избравшего путь самопожертвования во имя великой идеи революции.

^{Василий Лановой в роли Павки Корчагина и Петр Усовниченко в роли коммуниста Жухрая}

Этим и была вызвана замена исполнителя главной роли. Алов и Наумов многократно повторяли мне фразу Андре Жида, французского писателя-модерниста, увлекавшегося социалистическими идеями, который после встречи с Островским в 1934 году произнес: «Это ваш коммунистический Иисус Христос». Режиссеры так и говорили: «Вася, вот и играй Христа». А это означало предельную сосредоточенность на мессианской идее служения революции. Все, что к этому не имело отношения или тем более этому мешало, ими отбрасывалось, резалось по живому. Фанатично преданный идее, Корчагин отвергал любовь, личное счастье, не давал себе поблажек ни в чем. Режиссеры сознательно создавали образ, балансирующий между романтизмом и трагедией. Мой герой шел к счастью и вел за собой других через трудности, через лишения, жертвы, через кровь, через грязь. Его подвиг — в постоянном преодолении всех ударов судьбы. В этом его внутренняя, духовная сила.

^{Корчагин — революционер, романтик}

То, что я уже сыграл Павку в театральной студии, а затем в учебном спектакле института, в какой-то степени облегчало задачу, но одновременно и усложняло работу на съемочной площадке. У меня уже сложилось свое представление о Корчагине как о многогранном образе, романтическом, утепленном шутками, любовью, а предстояло сыграть аскета, даже мученика, сознательно приносящего себя в жертву идее, которую он исповедует. Революционная романтика в фильме оборачивалась натурализмом — грязью, вшами. Несгибаемая вера была направлена на преодоление трудностей и лишений. Стальная воля отвергла любовь, которой не время. Все это делало образ Павла однобоким: Корчагин — сподвижник, но и только.