Алкоголик. Эхо дуэли - [31]

«К чему он клонит? – лихорадочно думал Свирин. – Ведь не мини-свиньи его волнуют на самом деле, не о них же он мне хочет рассказать. А слово «пистолет», запретное для телефонных переговоров. Именно пистолет системы Кухенройтера, изготовленный немецким оружейником в восемнадцатом веке, интересует его сейчас. Он держит меня под контролем. Он хочет, чтобы я не привыкал к самостоятельности и по-прежнему продолжал ожидать его команды – сверху, снизу или еще откуда-то, чтобы приступить к действию. А в отсутствие этого распоряжения переливал из пустого в порожнее, сетовал на злую судьбу, отвлекался от настоящих дел и занимался второстепенными. Нет, так больше не будет. Посмотрим, кому достанется пистолет. Да, именно пистолет – та карта, которую я смогу разыграть как козырную».

— Как там наш курьер? – словно в подтверждение его мыслям поинтересовался Матвей Матвеевич.

— Вроде бы нормально. Все идет по плану. Вернется – рассчитаемся.

— Да, – Матвей Матвеевич на противоположном конце провода словно задумался. – Я тут хожу на лекции, или, как ты говоришь, тренинги по психологии. Там объясняют, что субъекта за его усилия важно время от времени поощрять, причем чем дальше, тем реже можно этими глупостями заниматься. Он пашет уже просто по привычке.

— Наверно, иностранцы лекции читают. Шведы какие-нибудь?

— Да, шведы. Они чувствуют себя у нас миссионерами. И, как все миссионеры, самоутверждаются на туземцах, – говорил Матвей Матвеевич. – А ведь у нас нормальная отечественная школа практической психологии. Ее, кстати, развивали в аристократических салонах девятнадцатого века. Тогда люди были внимательны друг к другу и все замечали.

— Этот вопрос еще не нашел своего исследователя.

— Ладно, Вадик, – прошелестел голос в трубке. – Мне хотелось бы встретиться и поговорить с курьером, когда он вернется. Приведешь его ко мне на квартиру.

«Хрен он вернется», – пронеслось в голове Свирина и как бы телепатически передалось боссу, потому что Матвей Матвеевич неожиданно строго сказал:

— Помни, Вадик, Господь взыскивает строго, но милость Его не знает границ.

«Врешь ты все, – подумал со злостью Свирин, – никуда ты не ходишь, ни на какие шведские лекции по психологии. Сидишь в темноте и пьешь. А все эти «субъекта за его усилия важно время от времени поощрять» – ошметки знаний, полученных в школе КГБ или где еще там раньше учили всем этим психологическим обкаткам. Знаем – все у вас в прошлом. И все же, как мягко стелет – не угрожает, не употребляет категорических авторитарных слов «всегда», «никогда», которые заведомо ставят в неловкое положение, вынуждая признавать неправоту или оправдываться. Старая школа».

После разговора с Матвеем Матвеевичем благостное настроение оставило Свирина. Муза отлетела. Идеи перестали рождаться. Он вдруг почувствовал, что в его офисе, похожем на подводную лодку, не хватает воздуха. Кондиционеры не спасали.

Поднявшись с кресла, он принялся ходить взад-вперед по кабинету, потому что беспокойство после разговора не давало возможности оставаться на месте. Он подошел к аквариуму и попытался успокоиться, глядя на вуалехвостов. Но и они не успокаивали, наоборот, наводили на мысли о китайских императорах, о сложных иерархиях, о тех, кто занимал самые нижние ступени в этих иерархиях. Золотые рыбки в аквариуме напоминали о Китайской империи, в которой жизнь человека ничего не стоила. Это даже ценностью не считалось. Он посмотрел на свое отражение в стекле аквариума и сказал, будто бы репетируя будущие беседы:

– Какое значение имеют наши чувства? Главное – работа. Мы профессионалы.

Звучало неубедительно. Он повернулся и прошел к столу, тяжело опустился в кресло. Все старо, все повторяется, повторяется без конца. На столе Свирина вновь зазвонил телефон. Звонил Паша.

— Как хорошо, что я тебя поймал!

— Что значит «поймал»! – с полуоборота завелся Свирин, как будто и не проводил тренинги на сдержанность и культуру общения. – Никогда не говори так!

У него была любимая поговорка: «Рыбки ползают по дну, не поймаешь ни одну». А тут вдруг «хорошо, что я тебя поймал!»

— Какая разница! – Паша тоже не сумел ответить спокойно. – У нас проблемы, этот чертов… курьер… Придурок конченый. У него нет того, что должно быть. Только один футляр. А футляр пуст. Что делать?

И в этом был весь Паша. Так он докладывал о своем якобы приятеле, которому обещал помочь. Одному говорил одно, другому – другое. Но всем именно то, что от него хотели слышать, с этого и жил.

— А что ты уже сделал? – резко сказал Свирин.

— Сказал, что приеду и помогу во всем разобраться.

— Значит, езжай и помогай разбираться.

— Разобраться как?

— Разобраться так, чтобы с тобой самим не понадобилось разбираться.

Да, эти телефонные переговоры требовали определенной осторожности. И Свирин подумал, что слово «разобраться» уже давно пора было включить в список запрещенных для телефонных разговоров слов. Это же очевидно. Сколько людей уже на этом слове погорело, причем из высших эшелонов власти.

* * *

Ему хотелось ругаться матом, громко, на весь офис, чтобы услышали даже рыбы в аквариуме. Но сдержался, уже два месяца, как он дал себе зарок не ругаться матом. Нигде и ни при каких обстоятельствах. Таким образом он решил, что сможет выгодно отличаться от своих коллег. Ведь сейчас, куда ни приди, везде мат как единственно возможное средство коммуникаций. Он сдержался, и это придало ему уверенность в себе: если можешь контролировать себя, сможешь контролировать и ситуацию.