Алкоголик. Эхо дуэли - [29]

За что он любил их? Сейчас это уже сложно объяснить. Это уже переросло в манию. Ведь и с Чижом – майором милиции, который помог ему потом бежать во время следственного эксперимента, он подружился на почве общей любви к битлам. Если только можно назвать это «дружбой», если только может киллер дружить с ментом. Если только с ментом вообще можно дружить. Но тогда он не знал, что Чиж – мент. И вообще долго не мог поверить, что Чиж – это не погоняло, а фамилия.

На какое-то время возникла иллюзия дружбы. В Чиже чувствовалась надежность, которая не зависела ни от веяний времени, ни от конъюнктуры, ни от прогноза погоды. Было приятно осознавать, что в огромном городе существует человек, близкий тебе по духу и при этом не боящийся пустить в ход кулаки, чтобы защитить слабого. Это целая философия. Они даже вдвоем с Чижом съездили тогда на шашлыки (он не знал, что Чиж – мент, а Чиж не знал, что он «специалист по альтернативному разрешению конфликтов путем физического устранения оппонента»). Было хорошо – в мангале потрескивало пламя, чуть слышно плескалась у берега вода. Из-за кустов время от времени доносилось жужжание спиннинговой катушки. Дверцы его, Абзаца, «Ягуара» были распахнуты настежь, чтобы лучше было слышно, как Леннон пел о времени, когда не будет ни богатых, ни бедных… Но хорошо не бывает никогда. Так и в тот раз – появился на берегу речки серебристый «Лендровер-Дискавери», вышли из него люди покойного ныне криминального авторитета Хромого: гориллоподобный Жора и Конь. А потом у него было странное ощущение, что он действует во сне. Потому что вместе с Чижом привязывали камни к трупам Коня и Жоры, топили оружие. Тогда Абзац подумал, что по всем правилам Чижа надо отправить вслед за Конем и Жорой, как опасного свидетеля и крайне подозрительного типа. Он уже взял в руки пистолет и положил ладонь на теплую от солнца рубчатую рукоятку, поднял пистолет и замер, встретившись глазами со спокойным взглядом Чижа, который сказал: «Нашел время в игрушки играть. Тебя что, никогда не учили не направлять оружие на людей даже в шутку! Не дай бог, пальнет случайно».

Тогда Абзац молча поставил пистолет на предохранитель. Потом он долго думал, что именно помешало ему выстрелить в Чижа, но не смог сформулировать.

Жизнь не раз убеждала его, что дружба, любовь – это иллюзия, которая приходит ниоткуда и уходит туда, откуда пришла. Это иллюзия, которая исчезает в один момент. Если не хочешь посвящать друзей в профессиональные и личные секреты, проще не иметь друзей. Если не хочешь, чтобы тот, кому ты доверяешь, выстрелил в тебя, не доверяй никому. Если хочешь выжить, живи один.

Несмотря на эти рассуждения, Абзац продолжал верить, что людей связывает нечто большее, чем работа, интим, одинаковое социальное происхождение, статус. Если бы все было по статусу, то его друзьями должны были быть «социально близкие» ему бандиты. А он их только терпел, потому что не находил с ними ничего общего.

Шестидесятые годы стали временем разрушения стереотипов, появления новых взглядов на жизнь в политике, культуре и в самых разных сферах жизни. Именно тогда начали говорить о братстве, о том, что все люди равны. И «Битлз» пели об этом. Абзац был уверен, что это очень интеллигентные, светлые люди. Потому что их песни вызывали у него чистые эмоции, аналогичные любовному экстазу. Они не были конформистами, они сами разрушили свой имидж, созданный ими же самими. Потому что решили, что он их душит, не дает более широко развиваться и выражать себя. Они не обращали внимания на конъюнктуру, а делали то, что хотели. Их песни могут быть грустными, могут быть веселыми. Но если ты кого-то любишь, то тебе нравится все. Джон Леннон, временами очень депрессивный, был понятен ему… Джон тоже был очень одиноким, никому не нужным ребенком, об этом он и писал – про одиночество, про то, как человеку трудно жить среди людей. Джон все время разбивал миф о себе самом, как бы говоря: «Я не такой, я совсем другой!» Много песен было написано, когда он проходил курс реабилитации и посещал психоаналитика, который разбудил в нем воспоминания о детстве. Поэтому он очень часто обращается к своему детству в поисках ответов на вопросы. Есть такая песня «Изоляция». И в то же время есть песни светлые и проникновенные. Одна песня «Imagine» чего стоит. Леннон поет в ней о том, что все люди должны жить без войн, предлагает представить такой мир, в котором нет ни бедных, ни богатых, ничто никого не разделяет. Он предлагает это представить. И до сих пор остается только это представлять. Потому что такого нет.

* * *

«Когда я стану начальником, я буду молиться на свой пистолет», – напевал Вадим Свирин – вице-президент агентства консалтинговых услуг в области политических технологий, развалившись в удобном кожаном кресле.

«Нет, все-таки есть, есть в этой песне скрытый смысл, – думал он, – ведь само слово «пистолет» может заставить задуматься даже дедушку Фрейда. Пистолет можно воспринимать как фаллический символ. Но почему на пистолет нужно молиться только после того, как станешь начальником? И откуда привязалась ко мне эта песня?»