Алиса в Стране Советов - [85]

— Не понял, — признался доктор.

— О чёрт! — осерчал незнакомец. — Да кто ждет речной трамвай на автобусной остановке, дядя? Спустись на улицу и помаши ручками!

Грубость мнимого погорельца лишний раз подтверждала его особые полномочия. И всё же доктор замялся, замешкал:

— Простите, в инструкции не говорилось «махать ручками»…

Незнакомец до разъяснений не снизошёл, лишь покосился неласково на Кимоно Петровича, отодвинулся и как-то боком, с оглядкой спустился на этаж ниже и там закашлял: кхма-кхмы, кхмы-кхма.

«О чём он кашляет!? — вконец запутался Кимоно Петрович. — Бежать? Махать? Или… неужто он просто случайный и отгоняет меня, чтобы опохмелиться приватно в тепле? Да нет, не может быть таких совпадений!».

А «кофепитие» на квартире доктора уже свершилось и подходило к логическому концу.

— Может, ещё чашечку? — с некоторым содроганием предлагала автору обворожительная Джу Ван, видя, как гость лицом искажается, капканно звереет. — За молоком с утра очередь (она самовольно «квас» на «молоко» поменяла, чтобы идиотизм смягчить). — У нас достаточно времени, муж подойдёт минут через двадцать…

Гость покачнулся, исподлобно сверкнул дурными зенками:

— C'est completement impossible. Votre fils est plus age, que moi.[104]

— Си ву пле, си ву пле! — залебезила Джу Ван, не понимая по ограниченности. — Кофе из Елисеевского, прекрасной прожарки.

— Так это ты, Люська!? — охрипшим голосом произнёс автор, с пуфика поднимаясь и шаря нервно, как в жмурках, руками. — C'est са,[105] сука, живая… Отдай «Алису»! Не хватай за коленки! Носильщик, где газировка? Да не стоит у меня, воды, воды!!

«Готов! — бывало сообразила Джу Ван. — Пора!».

— Несу, месье, сей момент… — пролепетала она и вышмыгнула на кухню, чтобы через окошко знак «почтальону» подать.

В условленном месте приёмщика знака не оказалось. Покинув пост, он криками и движениями угомонял Кимоно Петровича, выскочившего в нарушение инструкции в переулок и махавшего вдобавок бидоном, как водонос.

— Аллюр, мадам, ноги выдеру! — проскрежетал «готовенький», опрокидывая что-то тяжёлое в комнате.

«Ну, это слишком, такого уговора не было!» — запаниковала Джу Ван и, высунувшись в окно, закричала:

— На помощь, на помощь! Меня убивают!

На вопль этот немедля отозвалась сирена, к парадному подскочила карета «скорой помощи», но ещё раньше кинулся жену выручать обалдевший от горя Кимоно Петрович. Лифт этот возмутитель порядка угнал, и приодетые в белое Кожин-Морозов с Лощёным помчались за ним по лестнице, употребляя немедицинские выражения, пускаемые настоящими санитарами лишь при ложных вызовах, да и то когда они бегут вниз, наподдавая кошек ногами. Дворник и «почтальон» последовали за старшими замедленно, в степенном разговоре о пользе Асуанской плотины.

— Руки вверх, бандит! — пропетушил отчаянно доктор, в квартиру впарываясь и угрожая гостю бидоном.

— De nouveau votre fils![106] — вполуоборота и неприязненно попрекнул в чём-то неустрашимый мерзавец забившуюся в угол дивана Джу Ван.

«Опять иностранец! — опешил доктор. — Меня предательски разыграли “квасом”!».

Райский халатик Джу Ван, как ему показалось, был слишком задран, а на лице застыло какое-то неуместное разочарование.

— Так вот вы как! Гостиницы вам уже мало!? — набросился на обоих доктор в привычке факты неправильно обобщать. Бидон вывалился у него из рук и покатился с кегельным перестуком к ногам иноподданного налетчика. — Гоу хом, гоу хом!! — прогавкал ему он в отдельности и кулачок рот-фронтом сложил.

— А-а, un algirien[107]… бомба! — отшвырнул ботинком бидон безумец и совершенно искусно, нацеленно влепил доктору между косеньких глаз. И сразу отзвуком прогремели взрывы. Это в двери загрохали, заорали: «Скорая, мать вашу, откройте!»

Вдвойне оглушённый доктор кое-как нащупал замок, оттянул рычажок, и тотчас был сметён, откинут к стенке ворвавшимися санитарами.

— Квартира Безуховых? — отдышно осведомился Кожин-Морозов. На хозяев он даже не посмотрел, уставился увлечённо на шаткого гостя, пускавшего пенистую слюну. — Что происходит? Кто буйный?

— А пошли бы вы на все! — разоблачил себя «иностранец», а ободрённый сочностью родной речи доктор облегчённо заверещал:

— Тут до насилия чуть не дошло… — и на Джу Ван показал. — Вот, полюбуйтесь!

— А ты не мог подождать? — искоском рта прошипел Лощёный, верёвку из-за спины вытаскивая. — Зачем до срока вылез, м-мудак!?

«Опять “мудак”! — возмутился доктор. — Чего я должен был ждать?». А Кожин-Морозов разъясняюще торкнул доктору локтем в печень. Неприметно. Но неудачно. Кимоно Петровича скрючило, и в глазах наново потемнело — наглухо и без проблеска.

Очнулся он уже в кресле и на словах «Подпишите вот тут!».

Мероприятие закончилось. Ненормальный лежал связанным на полу, дурашливо прихехекивал и по-новой корчил из себя иммунитетного иностранца: — Tout comprendre, c'est tout pardonner, xa-xa.[108]

Глаза у него были мутными, но в левом зрачке — от лежания на полу, видимо, — проскакивала осмысленная, злорадная искра.

Джу Ван старалась на укрощённого не смотреть, держалась подчёркнуто непричастно. А Лощёный кому-то докладывал по телефону: «Груз упакован, отправляем в порт назначения, Дорофей Игнатьевич!».