Алиби - [52]

– Отпустите, Herr Offizier, – повторила она. И Лямин, как и в первый раз, педантично перевел это «Herr».

– Это – тот, который был найден на чердаке рядом с рацией? – спросил Горошин Лямина. Лямин молча кивнул.

– Пока мы не можем этого сделать, – коротко отвечал Горошин. – Надо разбираться, – сказал он девушке, теперь спокойно, без всякого подтекста, посмотрев на нее. Девушка не уходила.

– У меня больше никого нет. Только он, – через минуту проговорила она, глядя на Горошина ясными глазами.

– Я уже вам ответил. Будем устанавливать его личность и связи.

Это несколько недель. А там – посмотрим, – договорил Горошин, жестом приглашая войти следующего, которого пока не впускал часовой, то и дело, выглядывая из-за двери – можно ли.

– Это так мно-о-го, – протянула девушка, зачем-то поправляя на бедрах юбку и не сводя с Горошина глаз.

– Сержант, – позвал Горошин.

Вошел сержант, большой и сильный. Он знал, что надо делать. Сначала он сказал «Bitte», потом, увидев, что девушка даже не взглянула в сторону двери, взял ее за плечи, и вывел из комнаты.

Когда Горошин, спустя три часа, вышел в вестибюль, чтобы ехать к Лисёнку с докладом, девушка все еще сидела на деревянной лестнице, по которой Горошин неминуемо должен был пройти, чтобы выйти на улицу.

– Hat Herr Offizier Ziegaretten?» надеясь на продолжение разговора, спросила она.

– Лейтенант, дайте девушке сигарету, – обратился Горошин к проходившему мимо и только что отдавшему ему честь лейтенанту.

Лейтенант какое-то время понимал, потом хотел что-то сказать, но не сказал, а молча достал из кармана пачку папирос, и дал девушке.

Уже сев в машину и проезжая мимо просительницы, стоявшей с папиросой в руке которую она так и не закурила, Горошин почему-то подумал, что видит ее не в последний раз. Через полчаса машина остановилась перед двухэтажным, с башенкой, зеленым, оштукатуренным домом, с лепным гербом на фронтоне. С трудом найдя место, чтобы поставить машину – всюду были эмки, полуторки, трофейные опели и даже двуколки, с мирно жующими лошадьми – водитель спросил, который час.

– Пятнадцать ноль-ноль, – отвечал Горошин. – Еще полчаса, – опять сказал он, оглядевшись.

Водитель кивнул.

– Все здесь, – сказал Горошин, будто самому себе, уже пытаясь предположить тему предстоящего совещания, после которого ему надо было идти на доклад к Лисёнку, которого он увидел, уже выходя из машины. Замкомполка загорел, похудел, осунулся, стал, будто меньше ростом, его голубые глаза стали крупнее и глубже, а массивное лицо, лишившись круглых щек, теперь, казалось, состояло из одних только глаз и носа.

– Приветствую, – сказал Лисёнок, протягивая Горошину руку и подходя ближе. Рукопожатие было по-прежнему волевым и сильным.

– Не опаздывай, – сказал Лисёнок Горошину, торопясь дальше.

Совещание было посвящено недопустимому в Армии вообще, а в Советской Армии особенно, грабежам, насилию и жестокому обращению военнослужащих с мирным населением.

– Сейчас, когда наши войска с боями все ближе и ближе подходят к Берлину, это особенно недопустимо, – говорил Лисёнок. – Бои идут уже в нескольких десятках километров от столицы. Советская Армия сделала все, чтобы освободить мир от коричневой чумы. Так, вместо того, чтобы дать людям вздохнуть, чтобы они могли и хотели налаживать новую, свободную жизнь, мы делаем то же, что делал Гитлер, – взял проблему с этой, всем понятной, стороны Лисёнок. Поднимите руки, – продолжал он, – кто еще не получил Приказ по Армии «Об уголовной ответственности» каждого, кто нарушит это требование. Кто опорочит звание советского солдата-освободителя. Еще раз спрашиваю, кто такого Приказа не получал?

Руки не поднимались. Все Приказ получили.

– Значит, все знают, – помолчал Лисёнок, обводя взглядом всех присутствующих. – И все, конечно, знают, что по Закону военного времени за насилие и мародерство – расстрел на месте?

Все молчали, стараясь смотреть не на самого Лисёнка, а куда-то мимо.

– Товарищ лейтенант, – обратился Лисенок рыжеволосому молодому офицеру, сидевшему рядом с Горошиным, – Скажите, чтобы всем было слышно, что говорит по этому поводу товарищ Сталин. Сами знаете или напомнить?

– Так точно, то есть – нет. Напоминать не надо. Товарищ Сталин говорит, что мы воюем не с немецким народом, а с фашистами и их прихвостнями. А еще товарищ Сталин говорит, – что-то еще хотел сказать лейтенант.

– Достаточно, – остановил его Лисёнок. – Как ваша фамилия?

– Сивков, товарищ полковник, – отвечал рыженький лейтенант.

– Вот. Сивков его фамилия! – поднял вверх указательный палец Лисёнок. – И он знает, что говорит по этому поводу товарищ Сталин, – договорил он и умолк, сделав паузу. А Горошин с интересом посмотрел на молоденького зардевшегося лейтенанта.

– А вы, капитан, – неожиданно обратился Лисёнок к Горошину, – Давайте-ка этих своих героев сюда, в отдел. Тут с ними разберутся, – сказал он. И Горошин понял, что Лисёнок уже хорошо осведомлен о тех трех, которые закрылись с женщинами на чердаке и стреляли в своих. И теперь сидят у Горошина под замком. Потом был разговор о готовящемся наступлении, о пополнении, о приезде заместителя Командующего Вторым Белорусским Фронтом в войска.