Али-баба и тридцать девять плюс один разбойников - [75]

– Уй-юй! – взвыл тот, хватаясь за голову руками. На затылке гуля тут же начала вздуваться огромная шишка, но его жене пришлось гораздо хуже. Лицо ее было красно, нос скошен набок, а несколько зубов шатались. – Пойдем отсюда, жена!

– Нет! – кипя от злости, воскликнула та. – Это чьи-то дурацкие шутки! Вставай и идем внутрь.

– Не встану! – воспротивился Олим-кирдык, еще сильнее вжимаясь спиной в перила.

– Вставай, сказала, а иначе… – она выпустила длинные когти.

– Ладно, ладно, уже встаю, – обреченно вздохнул Олим-кирдык и поднялся на ноги, щупая пальцем здоровенную шишку.

– А теперь иди первым, – приказала его жена.

– Чего это я первым пойду? Иди сама.

– Поговори у меня еще! – взмахнула гуль-жена острыми когтями.

Повесив плечи, Олим-кирдык сделал пару шагов вперед и застыл у перекошенного дверного проема с покореженными петлями. Он долго вглядывался в темноту дома, принюхивался к чему-то и неуверенно топтался на месте, потом сделал осторожный шаг внутрь, щупая доски ногой – все, вроде бы, держались крепко. Вошел, опять остановился, сделал еще один шаг и еще. Дошел до двери в комнату и толкнул ее.

Зрелище, представшее перед его глазами, не то что напугало гуля, но сильно озадачило. Прямо напротив дверей стоял низкий длинный стол, который раньше располагался у окна. На столе лежал человек, вытянувшись во весь рост. Руки его были сложены на груди, глаза закрыты. В ногах лежащего горела зыбким пламенем масляная лампа, разбрасывая по стенам кривляющиеся тени.

– Ну, чего ты опять встал? – нетерпеливо ткнула мужа в спину Юмюм-хана.

– Здесь кто-то лежит, – вполголоса отозвался Олим-кирдык, не сводя глаз с тела на столе.

– Кто лежит?

– Почем я знаю! Посмотри сама, – Олим-кирдык не решился войти в комнату. Впервые в жизни ему стало страшно от вида покойника.

– Вот же трус, – Юмюм-хана насилу протиснулась мимо мужа и тоже застыла на пороге. – Чего он тут делает?

– Знаешь, лучше спроси у него самого, – поежился гуль.

– У него? – переспросила Юмюм-хана у мужа. В ее каменное сердце вновь закралась тревога.

В этот самый момент в углу комнаты шевельнулась какая-то тень, сами собой вспыхнули еще две масляные лампы, стоявшие в изголовье покойника, и на середину комнаты вышел человек. Лицо и руки его были черны, и сам он был облачен во все черное.

Гули притихли, напряженно вглядываясь в суровое лицо незнакомца. Неизвестно еще, кто он такой и чего можно ожидать от него. Между тем человек приблизился к столу, погладил по головке лежащего и уставился на гулей пронзительным взглядом.

– Ко… – Юмюм-хана прочистила пересохшее горло. – Кто ты и что тебе здесь надо?

– Кто я? – спросил человек. – Вы меня не узнали, адские отродья?

Гули, сжавшись, покачали головами.

– Я Мункар! – рявкнул человек, гордо вскидывая подбородок. Что-то звонко хлопнуло, и за его плечами распустились два огромных черных крыла.

Гули вздрогнули и непроизвольно попятились в коридор, но тут на плечо Олим-кирдыка легла чья-то ладонь. Тот застыл на месте и медленно повернул голову. На его плече лежала белая кисть с длинными тонкими пальцами, заканчивающимися внушительными кривыми когтями, похожими на куриные. Проследив глазами вверх по руке, Олим-кирдык наткнулся на лицо ее обладателя и вздрогнул во второй раз. На него смотрела страшная белая образина с черными кругами вокруг глаз, белыми волосами, стоящими дыбом, и перемазанными кровью губами. Из-под верхней губы торчали длинные и острые клыки. В другой руке страшилище держало остро отточенную косу. Из ушей кошмарного создания вился сизый дымок.

– Ай, Шайтан-опа! – воскликнул Олим-кирдык, падая на колени. Ноги от страху совсем отказывались повиноваться ему.

– Ох! – его жена, обернувшись, разом побледнела сильнее, чем белая образина, и припала спиной к стене коридора, распластавшись по ней.

– Куда это вы собрались? – спросила неизвестная.

– Кто… ты? – сглотнув, выдавила из себя Юмюм-хана.

– Я Смерть! Столько лет работаете бок о бок со мной и до сих пор не узнаете меня в лицо?

– У… узнаем, по… почтеннейшая. Теперь узнаем, – пролепетала Юмюм-хана. – Но чем мы провинились перед тобой, скажи?

– Вы забрали жизнь человека, не испросив моего разрешения, – сурово ответила Смерть, указывая в сторону комнаты пальцем. – Узнаете его?

– К-кого? – Олим-кирдык с женой обернулись к столу.

– Подойдите к столу! – рявкнула смерть.

Гули вскочили с пола и, оглядываясь на острую косу, гуськом подобрались вплотную к столу.

– Теперь узнаете? – спросил Мункар, складывая руки на груди.

– Н-нет, – втянули головы в плечи гули, честно силясь припомнить покойника. Мало ли их было на длинном веку гулей.

– Это мулла! – грохнул кулаком по столу Мункар.

Гули в третий раз вздрогнули, сбиваясь в кучку и косясь на лежащего на столе. Пламя масляных ламп дрогнуло. Тень пробежала по лицу покойного. Что-то зажурчало, и по столу из-под тела начала растекаться казавшаяся черной в темноте жидкость. Добравшись до края стола, она устремилась на пол, собираясь в лужицу у самых ног гулей. Гули попятились, но позади стояла Смерть с косой наперевес, и дальше отступать было просто некуда.

– Это кровь! – жестко, громовым голосом произнес Мункар, указывая пальцем на лужу возле стола. – Кровь, которую вы, презренные выпили из этого несчастного слуги Аллаха! Аллах послал меня допросить вас и покарать! – под потолком что-то заскрипело, защелкало, зашуршало, и Мункар начал подниматься над полом. – Кайтесь перед смертью, презренные гули! – воздел руки Мункар. Гули взвыли, падая ниц и закрывая головы руками. – Пришел ваш после…