Али-баба и тридцать девять плюс один разбойников - [71]

Али-баба, вертя в руках бумагу, свернутую в трубочку, которая буквально жгла ему пальцы, понуро плелся за Марджиной. Не было ему радости и покоя. И зачем он только послушал эту противную и явно безумную девчонку? Что ему теперь делать с этим домом? Жить там невозможно, продать его тоже не продашь, а случись там что, так еще и обвинят именно его, Али-бабу.

– Чего нос повесил? – спросила Марджина, обернувшись назад. – Ты радоваться должен: купил такой дом задешево.

– Вот именно, что «такой», – проворчал Али-баба. – Не надо было мне тебя слушать.

– Слушай, ты вроде бы мужик, дровосек, а нюни распустил.

– А ты бы не распустила? – набросился на нее оскорбленный Али-баба. – Не распустила, а? Подсунула мне этот рассадник нечистой силы, чтоб он провалился вместе с тобой!

– Ты, главное, громче кричи, а то тебя еще на том конце города не слышали, – Марджина уперла руки в бока и склонила голову к плечу.

Али-баба замолк, пугливо озираясь по сторонам, но прохожие не обращали на них никакого внимания, занятые своими разговорами и мыслями.

– У меня есть одна задумка, – сказала Марджина, поправляя платок.

– Какая?

– Позже расскажу. А сейчас нам просто необходимо зайти на базар и кое-что прикупить.

– Ты права, уже нужно начинать готовиться к поминкам.

– Какой ты… – Марджина недоговорила, поджав губки.

– Какой? – с вызовом спросил Али-баба.

– А такой! Никакой! Распустил тоже нюни.

– Ничего я не распускал!

– Тогда пошли, у нас куча дел до ночи.

– А что будет ночью? – боязливо уточнил Али-баба, ощутив озноб во всем теле, несмотря на нестерпимую жару.

– Ночью будет изгнание шайтана, но с таким помощником, как ты, это вряд ли удастся сделать, – сказала Марджина, придирчиво приглядевшись к Али-бабе.

– Изгнание? Ты собираешься изгнать из этого дома нечисть?

– А почему бы и нет? – засмеялась Марджина, но потом вновь сделала серьезное лицо и кивнула.

– Нет, ты точно сошла с ума! – взмахнул руками Али-баба, словно отгонял от себя комаров. – Но мне эта затея нравится, какой бы она ни была безумной и что бы из нее ни вышло.

– И?

– И я иду с тобой…

– Шеф! – Ахмед, держа в пальцах какую-то бумажку, подбежал к сидящему у затухающего костра, разведенного прямо посреди пещеры, Махсуму. Махсум не откликнулся, ковыряя длинной, обугленной на самом кончике палкой в углях. – Пришло послание от фраера.

– От кого? – переспросил Махсум, не отрывая взгляда от маленьких робких огоньков, скачущих по раскаленными углям.

– Да от Мансур-ако!

– А, – безразлично отозвался Махсум, даже не обернувшись. – И что он пишет?

– Он пишет, что рано утром из города выходит богатый караван и требует, чтобы мы его перехватили.

– Требует?! – тут же вскочил на ноги Махсум. – Да как он посмел требовать у нас, у таких крутых разбойников? Нас можно просить, умолять, но требовать!..

– Что с вами, шеф? – Ахмед, никак не ожидавший подобной бурной реакции на совершенно обычное послание, был изрядно удивлен.

– Тоже мне, пахан выискался, распушил пальцы веером! Мы ему не холуи какие!

– Да, – осторожно поддакнул Ахмед.

– Козырной фраер нашелся! – разошелся не на шутку Махсум. – Сявка базарная! Раззявил хайло, как болтун вокзальный.

– Да! – повторил Ахмед, восхищенно поедая глазами своего главаря. – Вы, как всегда, правы, шеф!

– Да ну тебя, Ахмед, – Махсум внезапно повесил плечи и вернулся к костру. – Все у тебя «да».

– А разве «нет»?

– Уйди, Ахмед, я в печали, – отмахнулся от него дымящейся палкой Махсум. Палка шурхнула, прочертив в воздухе огненную дугу.

– Хорошо, шеф, но что передать фраеру?

– Передай… А-а, что хочешь, то и передай.

Ахмед отошел от Махсума и тихонько спросил у Шавката, копавшегося в дорогих тряпках:

– Чего это с ним?

– Не знаю. Он весь день уже сидит какой-то опущенный. Никого видеть не хочет и слышать тоже, – на мгновение оторвался Шавкат от устроенной им внеочередной ревизии и сразу же продолжил прерванное любимое занятие.

Ахмед только плечами пожал. Дотопав до ожидавшего у входа в пещеру гонца, Ахмед поднял голову и неуверенно повертел в пальцах записку.

– Так что передать Великому? – спросил гонец, которому никак не терпелось как можно скорее покинуть разбойничье логово. Слишком неуютно здесь было, да и обратный путь неблизкий.

– Передай… Передай ему… – Ахмед наморщил лоб, силясь построить фразу в духе Махсума. – Передай ему, что пахан не так крут, как кумекает, и пусть шлет ксивы без наездов – мы ему не эти… не холуи. А дело будет на мази.

Гонец повращал глазами, не поняв ни слова из сказанного. Повторить, а, тем более, запомнить такое, ему было просто не под силу.

– Знаешь, ты лучше записку напиши, – попросил он, – а то я еще чего-нибудь позабуду или напутаю случайно.

– Эх ты! И чему тебя только в медресе учили, – вздохнул Ахмед, присел на камешек и принялся выводить грифелем на обороте записки. Гонец терпеливо ждал. – На! – Ахмед наконец поднялся с камня и протянул гонцу сложенную вдвое записку. – Передашь лично в руки. Если что – съешь!

– Все как обычно, – гонец повернул коня и пришпорил его. – Делать мне больше нечего, как жрать твою писанину, разбойная морда, – проворчал он, отъехав на приличное расстояние.