Али-баба и тридцать девять плюс один разбойников - [32]

– Значит, это я виноват, что мы по горам, как два идиота, будто козлы горные?..

– Эй-эй! – остановил их перебранку Белый Воин. – Свои разборки будете чинить без меня, а мне еще назад ехать. Вот кони, распишись здесь, – он вынул из-за пазухи бумагу и сунул под нос Махсуму.

– И чем, я, по-твоему, распишусь? – разозлился Махсум.

– Вы на палец плюньте и прижмите к бумаге, – осторожно подсказал Ахмед.

– Да? – Махсум от души плюнул на большой палец и впечатал его в низ бумаги. На желтоватом листе осталось грязное смазанное пятно.

– Сойдет, – Белый Воин брезгливо сложил бумагу двумя пальчиками и долго думал, куда ее засунуть, потом запихнул под седло и обтер руки о штаны. – Вот вам предписание, – достал он другую бумагу, свернутую в трубочку, и передал ее Махсуму. – А там к седлу приторочены две клетки с голубями.

– Голубями? – заинтересовался Махсум, вертя в руках документ. – Мы никаких голубей не заказывали. На кой нам голуби, Ахмед? – обернулся он к телохранителю, заодно передав ему и предписание.

– Это почтовые голуби.

– Типа, курьерская доставка эсэмэсок? Умно.

– Все, клоп, мне пора! – всадник взмахнул рукой в прощальном приветствии и пришпорил пятками коня.

– Я не клоп! – прорычал ему вдогонку Махсум.

– Ладно, Бледный Махсум, или как тебя там, без обиды! – захохотал Белый Воин.

– Черный, черный я! – гаркнул ему вслед Махсум, сжимая кулаки.

– Может, еще свидимся-а-а! – всадник скрылся в облаке пыли и вскоре пропал из виду за изгибом ущелья. Топот конских копыт стал стихать и вскоре совсем затих где-то вдали.

Между тем Ахмед уже успел развернуть предписание и вчитывался в витиеватую арабскую вязь, шевеля губами.

– Что там у тебя? – спросил Махсум, приближаясь к телохранителю.

– Нам надлежит поторопиться, шеф! – оторвался тот от бумаги. – Мансур-ако пишет, что некий хитрый караванщик Кагылбек решил пройти мимо нас ночью и должен выйти из города на вечерней заре. О всемогущий Аллах! – Ахмед вскинул голову, вглядываясь в темнеющее небо. – Караван уже выехал из города.

– Да не торопись, успеем, – успокоил его Махсум. Меньше всего ему сейчас хотелось куда-то мчаться сломя голову. Прогулка в город и обратно вымотала его на нет, и сейчас он желал лишь по-человечески перекусить и отдохнуть. – Слушай, а что насчет опиума? – пошутил он, пытаясь выбрать в табуне наиболее сильного и крепкого коня, но, на его взгляд, все они были совершенно одинаковы.

– Опиума в караване нет, шеф! – серьезно сказал Ахмед и протянул Махсуму бумагу. – Вот, взгляните сами. Мансур-ако так и написал, и даже жирно подчеркнул два раза!

– Респект ему за это, – хмыкнул Махсум. – И что же везет караван?

– Караван везет пшено, просо, ячмень, овес и еще тридцать невольников! Мы должны взять последних.

– А зерно?

– Зачем нам зерно, шеф? – вопросительно уставился на него Ахмед.

– А зачем нам невольники? – Махсум выбрал наконец коня и закинул ногу в стремя.

– Не этого! – возмущенно замахал на него руками Ахмед. – Вон того, гнедого возьмите.

– Так он ведь доходной какой-то, – засомневался Махсум, оценивающе разглядывая поджарого коня с тонкими ногами, тощим крупом, прямо-таки лебединой шеей и хитрой лисьей мордой.

– Что вы! Это же арабский скакун!

– А не врешь?

– Чтоб меня разорвало!

– Ладно, уговорил, – нехотя согласился Махсум, с трудом взбираясь на предложенного Ахмедом скакуна. – Ты так и не сказал: на кой нам сдались невольники?

– О, невольников можно очень дорого продать! А зерно сейчас уходит по бросовым ценам – очень большой урожай был, – Ахмед лихо взгромоздился на коня, прежде выбранного Махсумом, и у того зародилось смутное подозрение, не надул ли его этот хитрый разбойник, но выставлять себя лишний раз законченным лопухом не хотелось, и Махсум скрепя сердце промолчал.

– Да, отправь этому ханурику сообщение: мол, так и так, коней получили, задание поняли, выезжаем.

– Вы имеется в виду Мансур-ако? – переспросил Ахмед.

– Нет, его бабушку! Ахмед, кончай тупить. Отправляй сообщение и едем.

– Понял, шеф! Сию минуту, шеф! – Ахмед похлопал себя по одежде, вытащил откуда-то заточенный кусок древесного угля, положил себе на колено обрывок бумаги и принялся выводить на нем завитушки, высунув от напряжения язык.

– Ну, долго ты еще? – нетерпеливо переспросил его Махсум.

– Не торопите меня, а то я собьюсь, и придется все начинать сызнова! – огрызнулся Ахмед, вспоминая, где и сколько нужно поставить точек над очередной закорючкой.

– О, местный дьявол, тебя что, писать не учили?

– Нет, не учили! Я медресе не заканчивал и писарем становиться не собирался… Вот, все! – Ахмед наконец поставил жирную точку, с нажимом повращав уголек, свернул обрывок листа в трубочку, достал из клетки голубя и, присобачив к его лапке послание, подкинул птицу над головой.

Голубь два раза перекувырнулся через голову, повертелся на месте и заспешил домой, периодически выполняя кульбиты. Махсуму казалось, что птица вот-вот упадет, но голубь шел уверенно, хотя и с заметной натугой.

– Ты уверен, что он долетит? – с сомнением переспросил он.

– Конечно! Это же почтовый голубь.

– А чего он постоянно сальто делает?

– Что делает?

– Неважно. Едем?