Али-баба и тридцать девять плюс один разбойников - [34]

– Слушай, какая разница: я, мы или еще кто-то, – бросил ему вполголоса Махсум.

– Никакой, – нехотя согласился с ним уязвленный подобным прохладным отношением Ахмед.

– Тогда можно я продолжу?

– Продолжайте, – кивнул Ахмед.

– Мы привели вам коней!

– Да! – воскликнул Ахмед, крайне довольный тем, что Махсум прислушался к его замечаю.

– Мы потребовали их, и нам их дали! Нас уважают и боятся!

Разбойники переглянулись меж собой и, несколько воспрянув духом, загомонили. Слабые улыбки проклюнулись на их суровых бородатых и обгорелых лицах.

– Берите же коней, братья мои! – продолжал вещать Махсум. – И мы с вами прямо сейчас помчимся и отомстим за свои обиды!

Из толпы разбойников вышел вперед несколько сутулый, с повязкой через левый глаз крепыш лет сорока. Его щеку и губы наискось рассекал шрам. Разбойник поднял руку.

– Я не понял, Черный Махсум, – произнес он, поводя плечами.

– Что тебе непонятно, э-э?.. – Махсум обернулся к стоявшему рядом Ахмеду.

– Саид, – подсказал тот, быстро сообразив о причине заминки. – Его зовут Саид Стальной Коготь.

– Что тебе непонятно, Саид?

– Разве тот караван уже возвращается?

– Нет, это другой караван!

– Тогда у меня нет вопросов, – с заметным облегчением выдохнул разбойник, утирая невольно выступивший на покатом лбу пот рукавом. Он быстро вернулся на место и затих, пристально глядя на своего предводителя.

– У кого еще вопросы? – оглядел присутствующий Махсум, важно вскинув подбородок.

– У меня! – теперь вперед выступил толстяк небольшого роста с жидкой шевелюрой, крючковатым носом и бледно-зелеными глазами.

– Это Шавкат, – подсказал Ахмед, склонившись к плечу Махсума. – Он у нас заведует провизией и… вообще всем.

– Что ты хотел узнать, Шавкат?

– Я хотел не узнать, а доложить, – высоким, почти женским голосом отозвался толстяк, смущенно приглаживая жирные волосы на лбу. – Мне кажется, не хватает одного мешка с золотом.

– Ты уверен? Может, он куда-нибудь закатился? В пещере столько золота.

– Закатился? – недоуменно выпучил свои бледные глаза Шавкат. – Как это?

– Ну как?.. Очень просто: пнул кто-нибудь, уронил там. Или, может, у тебя с глазами проблема. Ну, сам подумай, кому и на кой он сдался?

У толстяка почему-то вдруг опустились уголки губ, а сами губы задрожали, будто он готов был разреветься на месте. Больше не сказав ни слова, он отвернулся и побрел на свое место.

– Зря вы так с ним, шеф, – грустно покачал головой Ахмед.

– А что я такого сказал? У вас что, критики не любят?

– Не знаю, что такое критика, но если вы заметили, у него зрение немного не того.

– Все равно не понял, – пробормотал Махсум, подозрительно косясь на всхлипывающего толстяка Шавката, которого его товарищ успокаивающе похлопывал по плечу.

– Как бы это помягче сказать, – покрутил пальцами Ахмед, подбирая нужные слова. – Видите ли, у него глаза, ну… немножко того, не туда смотрят.

– В каком смысле? – опять не понял Махсум.

– В прямом. Раскосый он у нас.

– Упс! Что же ты сразу не сказал? А я подумал, что он… Неважно, в общем. Извини, друг Шавкат! – крикнул Махсум. – Я, честное слово, не нарочно!

– Ничего, я привык уже, – плаксиво отозвался толстяк, глядя на своего предводителя то одним, то другим глазом.

– И вовсе они у тебя не того… в смысле, глаза как глаза. И совсем, то есть, почти совсем даже незаметно. Нет, серьезно!

– Спасибо, шеф, – опять всхлипнул толстяк, утираясь пухлой розовой ладонью. – Вы такой добрый!

– Не за что, – стараясь не смотреть в лицо Шавкату, ответил ему Махсум. – Итак, мы едем грабить караван!

– Ура-а-а! – разнесся над горами клич.

– По коня-ам! – скомандовал Махсум и начал взбираться в седло. – Да, Ахмед.

– Что, мой шеф?

– Отправь Мансуру еще одного голубя. Напиши: мы выезжаем на дело.

– Но зачем?

– Так надо! Отправь и догоняй нас.

– Будет сделано, шеф, – склонил голову Ахмед.

Разбойники тем временем уже разобрали коней и с гиканьем и удалыми посвистами понеслись к пролому в скале, не дожидаясь своего главаря. Махсум проводил их озадаченным взглядом, потом посмотрел на присевшего на камешек Ахмеда с угольным карандашиком в пальцах и клочком бумаги и важно произнес, будто делал одолжение:

– Ладно, Ахмед, не торопись, я тебя подожду. А эти пусть скачут вперед.

Ахмед не торопился. Ахмеду нравилось выводить закорючки, из которых волшебным образом слагались слова, но при этом он не понимал, зачем Главного сборщика налогов ставить в известность о каждом их шаге. Впрочем, это было не его дело, а в чужие дела Ахмед предпочитал нос не совать. И если Махсуму приспичило непрестанно отправлять послания Мансур-ако, то пусть делает это на здоровье.

Откуда ему было знать, что молодому человеку просто нравилось цеплять к ножкам голубей записки и смотреть, как выпущенные на свободу птицы, выделывая в воздухе кульбиты, улетают в направлении города. Махсум никак не мог взять в толк, откуда голуби знают, куда лететь. Голуби, впрочем, тоже не знали и даже не задумывались на сей счет – они просто спешили туда, где их сытно кормили и поили, и было так спокойно. А что еще нужно несчастным, изнывающим от сосущего крохотные желудки голода, дикой жажды и непрестанной тряски птицам?..