Алексей Поркин, гроза Империи (краткий справочник по 101-му штампу в фантастике) - [32]

Он перевернулся на спину начал рассматривать горящее небо. Солнце поднялось почти к центру своей заоблачной эклиптики и согревало иссушенное чужими планетами лицо мистера Бартомо.

— Папа, — он поднял голову. Со стороны дома к нему бежала невысокая красавица, ее волосы, цвета раскаленной платины развивались на ветру. Длинные спортивные ноги легко несли ее по усыпанной гравием дорожке, руки раскрывались для объятия.

— Ирэн! — исследователь Джером вскочил на ноги и схватил девушку на руки. Они закружились, она взлетала, и далекие деревья мелькали у нее перед глазами. Ирэн плакала, но это были радостные слезы.

— Папка, папка вернулся!

— Господи, тебе уже девятнадцать! Как бы порадовалась твоя покойная мать, увидев, что ты затмила ее красотой и обаянием.

— Дорогой братец, зачем обижать мою племянницу? Ее красота — уникальна, жаль, что она ненавидит всех парней.

К ним приблизился известный на планете брат и дядя, два в одном. Сейчас доктор Кидалко вмещал оба свои статуса в электрической инвалидной коляске на антигравной подушке. В кресло его усадила очередная научная потасовка в институте, тогда не поделили открытие кремниевого организма в болотах на Вернаре-5. Он царственно подрулил к родичам и пожал Джерому руку.

— Совсем не так! — заежилась девчонка. — Я их просто не уважаю.

— Ирэн, — поучительно сказал отец, — судя по твоим письмам, тебе просто попался самый паскудный парень[22] на этой планете. Ты не виновата, что твой уровень интеллекта может поспорить с компьютером седьмого поколения.

— Поэтому, торжественно клянусь ни с кем не встречаться и не спать до того, как встречу того единственного, которого полюблю.

Мистер Бартомо тяжело вздохнул и попробовал возразить.

— Но, солнышко, женские болезни…

— Па, ну что ты знаешь о женщинах?

— Я всего лишь тридцать с лишним лет был женат на представительнице этого племени.

Ирэн совсем не смутилась.

— У девушек есть свои секреты! Я могу прекрасно обходится и без дрянных особей в штанах.

— И потому в Университете ее зовут платиновой недотрогой, — добавил дядя и предложил прокатиться на обед.

Вечером, после милых семейных воркований и ужина, прислуге дали выходной, а Ирэн отправлена спать. Братья сидели в большом кабинете, одновременно служившем библиотекой и лабораторией. Они расположились в уютном уголке, обвешанном картинами великих ученых древности и современности, в мягких кожаных креслах и распивали коньяк.

— Неужели ты думаешь, что в силах уложить Ирэн спать в одиннадцать часов вечера? — спросил доктор медицины Кидалко.

— Все маленькие девочки должны ложиться спать после девяти, — заявил профессор Джером.

— Ты меня удивляешь, Джерри. Ей уже девятнадцать, и, думается мне, она уже не девочка…

— Девочка, — упрямо возразил мистер Бартомо. — Ты ее не знаешь!

— В отличие от тебя, я по два-три года не слоняюсь по Вселенной, в надежде сделать любое маломальское открытие. А твоя дочь растет, и я постоянно нахожусь возле нее.

— Когда не пропадаешь в институтах, или не сушишь тапки по борделям!

— И все же, каждый вечер я слушаю истории Ирэн о проведенном дне. Тем более, как сказала девочка, в женщинах ты совершенно не разбираешься. Прожитые с Дайной тридцать четыре года тебя ничему не научили. Да и язык не поворачивается назвать ее женщиной, скорее безумной профессоршей, а они редко бывают женственными. Через целых десять лет после свадьбы вы разродились ребенком, и, спорю на правую руку, что вы ее сделали на лабораторном столе!

— Ну… — Джером Липест запнулся.

— Вот видишь, я прав, — возликовал его брат.

— Я приехал за помощью, Роман, — Бартомо поставил свой бокал на столик.

— Интересно узнать, какая помощь требуется звезде науки всего исследованного космоса.

— Смотри, — в протянутой руке профессора блеснул красочный овал.

— Матерь Богородица, — ахнул доктор.

Ирэн, прятавшаяся в полупустом книжном шкафу обалдело чихнула. Пыль разлетелась через щели шкафа и устелила ковер. Ученые не обратили на это совершенно никакого внимания, они таращились на лежащий по центру стола камень. Один смотрел заинтригованно, другой самодовольно откинувшись на спинку кресла.

Девушка отерла нос и снова прижалась глазом к приоткрытой дверке.

— На что похож этот кристалл, Рома?

— Никогда такого не видел! — выдохнул доктор Кидалко.

Он сбегал в свой кабинет и притащил оттуда более чем стокилограммовый исследовательский компьютер на гусеничном ходу. Роман Кидалко, не поднимавший в жизни ничего тяжелее полного собрания объемной тригонометрии, не останавливался перед возможностью сделать открытие. Он взвалил цифровое чудо на столешницу, смахнув бокалы и бутылку, запутался в кабелях, пощелкал клавишами, вызвал короткое замыкание, поковырялся в ухе, словом, сделал все, что делает рядовой профессор в полевой ситуации. Наконец, ему удалось открыть миниатюрную вакуумную камеру и поместить в нее камень.

На экране туда-сюда носились столбики чисел. Оны постоянно менялись, округлялись и раздваивались, множились и отнимались, но не останавливались. Прошло не менее часа, братья неподвижно сидели, не сводя глаз с монитора.

— Неимоверно, у него нет стабильной структуры! Я даже не знаю, как его можно классифицировать!