Алексей Федорович Лосев. Записи бесед - [19]

которую ты смотришь, имеет разнообразное пространство. Не нужно для этого и перспективы, а просто искусство в том и заключается, что каждая часть изображения (лицо, каждая часть изображаемого, то, что он делает) — всё разнообразно и по времени и по пространству. Почему произведение искусства нам так нравится? Потому что выражено на малом отрезке то в пространстве, что мы не можем поймать. Обычный стол — он ведь тоже разное пространство и разное время. Но мы этого не замечаем. Пространство вообще незаметно. Да и в малых масштабах мы ничего не можем уловить. Эйнштейн создал свою теорию не для малого пространства. Отставание Меркурия на 8 секунд в столетие[42] говорит, что тут уже другое пространство. Это обнаруживается только на громадных расстояниях, в миллионы километров. А в картине изображено что-то — всё маленькое, однородное, но — выявлены все основные категории. Да, картина, художественное изображение, это интересно! Почему? Да потому что там разное пространство и время. (6) Наконец, последнее — мир у Аристотеля, который так устроен, он ведь огненный. Вся периферия космическая — она огненная. Вот только не могу сказать, эфирная или прямо огненная? Ведь эфир — о нем есть разные мнения. Одни думают, что огонь это и есть эфир, огонь всё и пронизывает. Так или иначе, античный мир огненный.

Так что у тебя получается замечательная картина. Не христианская, категории совсем иные, не такие, как у нас, — и всё это в огне!

В чем техника нашей работы? Не в том, что яркая идея, — идею-то и я тут кое-как сочиняю. А вот найти строку в источнике, показать текст, подтверждающий нашу мысль, сопоставить… Так мы нашли место у Аристотеля, он там сам говорит, что это диалектическая логика, в моем смысле слова. Топика начинается там, где заходит речь о том, что наиболее очевидно, наиболее вероятно, в чем можно убедить. Читать тебе придется немного… Вначале только общие рассуждения. А потом идет чистая астрономия — там и не надо ничего. Но разные философские, эстетические рассуждения — это интересно.

Итак: отношение к эстетике в трактате «О небе»; огонь, конечно, это эстетическая категория. Затем, разные пространство и время.

Я уверен в том, что все эстетическое и художественное основано на разнородности пространства и времени. Это надо пережить, передумать — а в книге мало что от этого останется.

Символико-синтетическое мышление в трактате «О небе». Наивное сочетается с бесконечно глубоким. Психологическое и социологическое — перемешано всё.

Αίθήρ —οΰρανός уже у Гомера плохо различались.

1. 4. 1971 В античной космологии несомненно действовала живописная и скульптурная рука. Это тебе не ньютоновский мир, который кто-то делал и поплевывал. Здесь важен вид. Почему эстетика? Потому что согласованное и красивое оформление всего космоса. Так это же тогда тело! Оно доходит до особой плотности — и становится идеей.

Два нулевых полюса материи. Сначала чистая возможность; потом тело, они имеют тяжесть; потом утонченный принцип материи, она превращается опять в нуль. Но и тут всё материально, и это превращает идею — в вещество. В одну материю попадешь — ты богоподобный человек, в другую — ангел.

Все понимают, что предметы возникают и гибнут; но ведь и время-то, пространство-то тоже меняются! Что если картошины затолкать в большой горшок, они будут зажаты, что тело в разной среде сжимается и разжимается, — это все понимают. А то, что независимо от меня, но в зависимости от пространства и времени мое тело меняется вместе со всем миром — это вот то, что было ясно в античности и в Средние века, и это то ощущение, которое лопнуло в Возрождение и особенно в 17–18 вв. У Ньютона все однородно, как в горшке; можно сжать и разжать содержимое, но оно останется однородно.

De coelo изложить в форме кратчайшей. Эстетику от онтологии не отличать. Что касается абсолютного, я всё уже изложил. Теперь осталось сказать, что там получается в иерархии сущего. Предельное обобщение.

Платон, он играется со своим космосом. И Аристотель тоже любит, любуется на это. Есть абсолютный предел высшего неба — и внутри этого предела болтается относительное. Термина «относительность» можно избежать, но я все-таки ввел его. Теперь на месяц работы. Существенное настолько для меня ясно, что даже говорить не хочу, говорить не о чем. Эстетика относительности. Сколько угодно могу об этом писать.

Сами по себе эстетические суждения, формулировки — приходится выдирать их с большим трудом. Но о любом писателе можно написать его эстетические воззрения. Пушкин, Достоевский… Если ты досократиками воспользовался — это ничего. Можно.

Bodo Gatz — может быть, общие высказывания из него взять, для фона? Но начать надо с Hellwig'a. На Гомере держится вся античность. Как Аристотель влюблен в Гомера! Как он его знает наизусть! Правда, Аристотель уже модерн, но такое внутреннее единство, что нельзя говорить об Аристотеле без Гомера. Если Гомер не буквально цитируется, то остается как фон. Аристотель влюблен и в Еврипида. Еврипид уже конечно модернист, декадент. И у Аристотеля тоже эти декадентские элементы были. Они разовьются потом в эллинизме. Conen правильно говорит: ни да, ни нет, а только потенция. Опять относительность! Это всё книги, отчасти подтверждающие мою эстетику.