Александрия - [2]
Он находится у меня в ногах. Вначале я спал на другой кровати, ближе к холодильнику. Но после суда над Мэром перебрался на его койку, подальше от дребезжащего чудовища. Сейчас моя прежняя кровать пустует. В камере нас двое. Кроме меня еще Редактор. Интереснейший тип. Но о нем расскажу позже подробно. Он того заслуживает.
Еще в нашей камере есть телевизор – белый Samsung. Он показывает только два канала – первый и РТР. НТВ можно только слушать. Изображение комнатная антенна из‑за толстых тюремных стен, к сожалению, не улавливает.
Стационарная радиоточка передает одно Всероссийское радио.
Из коридора послышались приближающиеся шаги конвоира. Лязгнул замок. Со скрипом отворилась тяжелая дверь. Это, наверняка, по мою душу. И точно.
– Ланский, на выход!
Я откладываю на кровать недописанный лист и шариковую ручку, набрасываю на себя олимпийку и направляюсь к двери.
– Выпейте, Михаил Аркадьевич. Это капотен. Он снизит давление. А то на вас лица нет, – протягивает мне таблетку и стакан воды Редактор.
Я выпиваю и откидываюсь на подушку. Значит, я уже в камере. Как вернулся, не помню. Окончание допроса тоже, как в тумане. Когда речь зашла о гибралтарских счетах, следователь перешел на крик. А я не могу, когда на меня кричат. Особенно такие юнцы. Ему еще и тридцати нет. Для него мое дело – вопрос дальнейшей жизни. Доломает меня, карьера обеспечена. А не сломает, так и просидит в следаках до пенсии. Вот и старается. Бьет копытом. Землю роет. Из шкуры лезет. Голос же у него противный, фальцет. Когда кричит, словно камнем по стеклу елозит. У меня сразу перед глазами – красная пелена. В лицо вонзаются тысячи иголок. Язык немеет. Он, глупый, думает, что я в эти мгновения расколюсь, а я вообще говорить не могу.
У меня не такое здоровье, как у Президента. Я не умею кататься на горных лыжах и не занимаюсь дзюдо. И вообще никогда никаким видом спорта, кроме шахмат, не занимался. У меня хроническая гипертония, пиелонефрит, сахарный диабет, слабое зрение и еще масса всяких болячек. За пятнадцать месяцев отсидки они еще более обострились. Из‑за плохой воды воспалились почки. Боль в пояснице стала нормой. Как следствие, высокое давление. Еще и сердчишко стало пошаливать. Не знаю, как я себя повел бы, если бы ко мне применялись физические пытки. Как говорит мой следователь, «современные методики позволяют развязать язык любому, это лишь вопрос времени». Но одно дело разговорить, выведать секреты, а другое – заставить узника поступать так, как нужно, действовать по удобному сценарию. Это – разные вещи. Особенно, когда к моей персоне приковано внимание отечественной и мировой общественности. Здесь перебор может только повредить. Им нужно сломать меня морально, а не физически. А к решению этой проблемы мое физическое здоровье имеет весьма отдаленное отношение. Если вообще имеет.
Вот Мэр, например. Он был гораздо крепче и меня, и Редактора. Все хвастался своим исполинским здоровьем, что может выпить литр водки, просидеть час в сауне и отжарить пятерых девок. Но не выдержал человек давления, сломался и сидит теперь в колонии строгого режима.
Мое слабое здоровье – это мой сегодняшний союзник. Как только мучители перегибают палку, срабатывает какой-то внутренний защитный механизм, я просто уплываю и все. А им остается одно бесчувственное тело, кукла, от которой никогда ничего не добьешься. Поэтому они сменили тактику, стали действовать «нежнее». Пытаются убедить меня, что я на самом деле был не прав, что я – преступник по отношению к моему народу. И только молодому исполнителю дирижер по-прежнему отводит партию злого следователя.
– Полноте, Михаил Аркадьевич, не стоит каждый допрос принимать так близко к сердцу! За пятнадцать месяцев пора бы привыкнуть к этим процедурам. Ну вот, лицо у вас уже не такое красное. Поднимайтесь, чайку попьем, – зовет меня Редактор.
– Все ваши проблемы, дорогой мой, начались после того, как вы захотели стать царем. Вам, Михаил Аркадьевич, действительно посчастливилось поймать золотую рыбку. Захотели стать банкиром – пожалуйста. Нефтяным магнатом – милости просим. Но вам этого оказалось мало. Вы, как глупая старуха из сказки, возжелали трона владыки морского, и чтобы сама золотая рыбка служила вам на посылках. Взбунтовалось синее море, рыбка хвостиком махнула, и вот, извольте, перед вами – старая изба и разбитое корыто.
Редактор отхлебнул из красной пластмассовой кружки со знаком Близнецов. Я тоже сделал глоток, но тут же обжегся.
Почему я слушаю этого человека? Наверняка он подсадная утка и работает на следствие. Просто ему отведена такая роль – мудреца, философа, самого ставшего жертвой обстоятельств и смирившегося с ними. Ему уже все по фигу. И этим своим нигилизмом, пораженчеством он, по замыслу людей, посадивших его сюда, должен заразить и меня. Что ж, поборемся. Схватка с достойным противником всегда увлекательна. Но как он пьет такой кипяток?!
– Я не мог поступить иначе. Меня вела судьба, – тихо произношу я.
Редактор чешет грязными пальцами свой заросший щетиной двойной подбородок и говорит:
– Вы, батенька, прямо Наполеона цитируете. И все-таки до меня никак не доходит, какого черта вы, умный человек, полезли на рожон? Инстинкт самосохранения совсем утратили. Объявили на всю страну, что будете на следующих выборах баллотироваться на пост Президента. Свою фракцию в Думе решили создать. Посадив в тюрьму вашего друга, вам прозрачно намекнули – угомонитесь. А вы дальше в бутылку полезли. Перед телекамерами красовались: «Если хотят посадить, пусть сажают. Я все равно из России никуда не уеду». Вот вас и посадили. И правильно сделали. Сами напросились.
За четыре века Томск накопил немало тайн. Но только две из них — особой значимости. Загадочная история старца Фёдора Кузьмича — в прошлом императора Александра I, победившего Наполеона. И предание о старинном городе Грустина. Истоки предшественницы Томска теряются в глубине тысячелетий.
Кто мы? Откуда мы? Зачем мы? Смоделировав одну из версий российской истории, автор вместе со своими героями пытается найти ответ на эти вопросы. Действие романа разворачивается в Сибири, в двух временных пластах, но и в XVIII веке, и в наши дни – Россия перед выбором. От того, какой путь развития она изберет, зависит историческая судьба страны.
Он — россиянин, она — из Киева. Встретились на отдыхе в Крыму и полюбили друг друга. Их свадьбе помешал Майдан.Оттолкнувшись от личной драмы героев, автор пытается понять истоки конфликта двух братских стран.
История героев «Александрии» – царя Александра I и опального олигарха Михаила Ланского – продолжается. На выбранном ими тернистом пути каждого ожидают серьезные испытания.В XIX веке император, инсценировав свою смерть в Таганроге, отправляется в путешествие. Иерусалим, Египет, Индия… А в XXI нефтяной магнат, пережив покушение на свою жизнь в тюрьме и оправдательный приговор суда, все-таки оказывается на поселении в приполярной колонии.Ссыльный декабрист вытаскивает царя из полыньи, а депутат-коммунист – олигарха из огня во время пожара.Невероятное путешествие по экзотическим странам в прошлом и конституционный переворот с последующей российской «сиреневой революцией» в будущем.Но, самое удивительное, так и вправду могло быть и, вполне возможно, еще будет.
Действие нового романа Дмитрия Барчука «Сибирская трагедия» развивается в двух временных пластах: историческом и современном. Сибирь. Начало XX и XXI веков.Журналист Сергей Коршунов неожиданно получает наследство. Так к нему в руки попадает прадедова рукопись…Революция и Гражданская война в Сибири предстают в новом ракурсе. Без идеологических штампов: красных и белых. Это местный, сибирский взгляд на катастрофу.Роман основан на подлинных исторических фактах, но в деталях как художественное произведение не лишен вымысла.
Австралийский бизнесмен Джордж Смит, в прошлом россиянин Георгий Кузнецов, стремится увезти жену и сына. С этой целью через несколько лет эмиграции он возвращается в Россию, где произошла очередная революция, и к власти пришел Фронт национального спасения – симбиоз из коммунистов и фашистов.Жизненность и обыденность ситуаций, в которые попадает герой, отличает эту антиутопию от «пропагандистских страшилок». Граница между выдуманным и реальным в романе столь расплывчата и эфемерна, что кажется: любой российский город с большой долей вероятности может превратиться в послереволюционный Обск, где и разворачиваются описываемые события.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.