Александр Шморель - [61]
Впервые имя нашего соотечественника будет упомянуто в СССР лишь в 1961 году в книге Л. И. Гинцберга и Я. С. Драбкина «Немецкие антифашисты в борьбе против гитлеровской диктатуры (1933–1945)»[2]. Основываясь на материалах книги Инге Шоль «Белая роза»[3], вышедшей в ФРГ в 1952 году, и сборника «К истории немецкого антифашистского движения»[4], появившегося в 1958 году в ГДР, авторы рассказали о студентах медицины мюнхенского университета Гансе Шоле и Александре Шмореле. Летом 1942 года эти молодые люди — великолепно образованные и имеющие за плечами не только беззаботное детство, но и имперскую трудовую повинность, и первый военный опыт службы в вермахте, пришли к мысли о необходимости борьбы с собственным правительством — правительством Гитлера. Они начали сочинять и тайно распространять на юге Германии прокламации, озаглавленные «Листовки «Белой розы». Вскоре к ним присоединились друзья. Этот круг единомышленников войдёт впоследствии в историю как группа студенческого Сопротивления «Белая роза». В книге Л. И. Гинцберга и Я. С. Драбкина упоминалось, что молодые люди были на полевой медицинской практике на восточном фронте, в районе Гжатска, и знали о войне и о СССР не понаслышке. Говорилось в ней и о том, что поражение вермахта под Сталинградом подтолкнуло Г. Шоля, А. Шмореля и их друзей не только к дальнейшему распространению листовок, но и к дерзким ночным акциям по написанию антигитлеровских лозунгов на улицах Мюнхена.
Тогда в Германии фамилия Шморель впервые появилась в нацистской печати. «Вознаграждение 1000 марок за поимку преступника», — гласила заметка с портретом Александра в «Боевом листке национал-социалистского движения Великой Германии» — «Фёлькишер беобахтер» 24 февраля 1943 года[5]. Это произошло через два дня после того, как осуждённые по делу «Белой розы» Ганс и его сестра Софи Шоль, а также друг детства Шмореля Кристоф Пробст были казнены в мюнхенской тюрьме Штадельхайм. Два месяца спустя на втором процессе нацистского «Народного суда» приговорили к смерти на гильотине Александра Шмореля, его друга Вилли Графа и университетского профессора Курта Хубера. «Справедливое наказание предателей борющейся нации», — сообщила об этом немецкая пресса[6]. На втором и трёх последующих процессах были осуждены 26 человек, так или иначе причастных к деятельности «Белой розы».
Первой существенной публикацией о «Белой розе» в послевоенной Германии стала речь католического теолога Романо Гуардини, произнесённая им 4 ноября 1945 года «в память о Софи и Гансе Шоль, Кристофе Пробсте, Александре Шмореле, Вилли Графе и профессоре д-ре Хубере» и опубликованная в 1946 году[7]. Широкую известность в послевоенной Германии и во всём мире история «Белой розы» получила благодаря книге Инге Шоль — сестры казнённых в феврале 1943 года участников группы Софи и Ганса Шоль. Произведение, изданное спустя десять лет после мюнхенских событий, вызвало большой общественный резонанс, неоднократно переиздавалось и, таким образом, определило образ «Белой розы» на ближайшие десятилетия. В своем публицистическом произведении сестра по понятным причинам заострила внимание на образах Ганса и Софи Шоль. Такая расстановка акцентов была подхвачена средствами массовой информации, авторами книг о «Белой розе» и оставила в тени других участников группы. Несмотря на то, что в работе Инге Шоль присутствует довольно яркий портрет Александра Шмореля и однозначное указание на его роль в деятельности подпольной группы: «Я уверена, что инициатива акций Сопротивления «Белой розы» исходила от него и Ганса»[8], о Шмореле долгое время не говорили.
Несколько десятилетий замалчивания (но не забвения) роли Александра Шмореля в деятельности «Белой розы» были прерваны именно этими протоколами, хранившимися в Москве. Вывезенная в ФРГ копия попала не только родственникам (брат Александра Эрих и сестра Наталья родились уже после переезда родителей из Оренбурга в Мюнхен). На основании этих документов немецкие исследователи смогли подтвердить предположение о том, что Шморель и Шоль были инициаторами и единственными авторами первых четырёх из шести листовок «Белой розы». С большой степенью вероятности было установлено, например, что часть второй листовки, обличающая геноцид еврейского и польского народов, а это — первый известный случай противодействия Холокосту в истории немецкого Сопротивления, была написана уроженцем Оренбурга Шморелем.
К сожалению, при использовании этих протоколов немецкие учёные (российские ими даже не занимались) не всегда могли точно указать место их хранения. Бывший Центральный государственный особый архив (ЦГОА) был переименован в 1992 году в Центр хранения историко-документальных коллекций (ЦХИДК), который, в свою очередь, вошёл в 1999 году в состав нынешнего Российского государственного военного архива (РГВА). С 2005 года доступ к делу 8808 первой описи фонда 1361 К для учёных как на Западе, так и на Востоке стал намного проще — в Оренбурге при всесторонней поддержке со стороны архива были опубликованы факсимиле протоколов с параллельным переводом на русский язык
«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.
Проза поэта о поэтах... Двойная субъективность, дающая тем не менее максимальное приближение к истинному положению вещей.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.
Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.
Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.
Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.