Увидя мое хозяйство, молодая моя жена пришла в ужас; не опытная в жизни, она не могла понять, что мне только двадцать лет, вся жизнь впереди и что я получил кое-какое образование. Она безутешно плакала днём и ночью, это наводило на меня тоску и временем я был безумен и бросался бить молодую ни в чем не повинную женщину, и она всё безропотно переносила. Видя ея хорошие качества, я полюбил её всей душой и поклялся сделать её счастливой, хотя бы это стоило мне жизни. Не найдя места матросом, я вынужден был опять идти на промысел трески. В первых числах марта мы поехали на Мурман. Моя жена шла пешком провожать меня вёрст 25 до деревни Унежмы. Расставаясь с ней, я первый раз встретил с ея стороны не поддельную искренность и ласку. Я жалел её, проклиная свою участь и скрепя сердце, которое разрывалось на части, отправился в путь. Что думала она, возвратившись в эту ненавистную маленькую старую лачугу, известно одному Богу. Летом я узнал, что от дождя в нашей избе воды было не меньше, чем на улице, так как крыша пришла в совершенную ветхость, а бревенчатый потолок был подперт жердями, в стенах были дыры от выгнивших брёвен. В эту осень, как и в предыдущие, я вернулся домой с пустыми руками. Промыслы на Мурмане пришли в упадок, и хозяева промысловых заведений один за другим ликвидировали свои дела. Зимой я работал у постройки судна Иосифа Хохлина, получая 2 рубля в неделю. Зима с января 1888 года стояла холодная и я, не имея достаточно тёплой одежды, всё-таки не пропускал ни одного дня. Намерзнувшись день, я приходил домой печальный, раздражённый и видя жену такою же печальную с заплаканными глазами. Я ещё больше раздражался, а в избе было не много теплее чем на улице. И самовара у нас не было, хотя бы согреться чаем.
Мать моя уходила с работой к соседям, т. к. дома ей шить было холодно и темно. Весною 1888 года я поступил матросом на шхуну Овчинникова и лето проплавал благополучно, заработав около 60 рублей. В мое отсутствие мать вышла замуж, и жена осталась одна. Я возвратился домой 14 сентября. Жена моя, как я заметил, была очень рада моему возвращению и с ней случилась перемена, она свыклась со своей судьбой. 16-го сентября у нас родился сын Александр. Зимою я опять работал у постройки судна Овчинникова. В навигации 1889 года я плавал матросом на новом судне Овчинникова, а вернувшись домой осенью, я стал заботиться о постройке новой избы. Зимою заготовил 50 брёвен, а весною опять пошёл на том же судне штурманом. В августе я перешёл в Териберке на судно Сумского купца И. П. Воронина, которое с грузом солёной трески отправлялось в Петербург. Судно было старое, текучее, с трудом нам удалось добраться до Петербурга, раз было не обсели на дно океана, к счастью нашему, во весь путь не было крепкого шторма. Придя в Питер, я как один из трезвых оставлен был при судне, остальные уволены. Окончив выгрузку на своём судне, я поступил за 20 рублей в отгон из Петербурга до Либау
[264].
В Либау прибыли 28 октября и вскоре поехали домой по любаво-роменской ж. д. Вернувшись домой, я привёз из Питера маленький самовар и принялся за постройку избы. Несмотря на то, что денег у меня было только 25 рублей, мне удалось кое-как забраться в одну комнатку новой избы, закрыв её лабазом[265] кое-какими досками. 25 декабря 1890 г. скончалась моя мать – София; ей не удалось посмотреть новой избы. Весною в 1891 году я поехал в Петербург от купца Воронина, но ещё матросом за жалованье 13 руб. в месяц, по тому времени матросу больше не полагалось. Проплавав навигацию благополучно, домой я приехал уже в декабре. У нас прибыл новый член семьи – Фрося, родилась она 20 сентября. Приехав домой, я принялся за обстройку избы: покрыл её новым тёсом в два ската, но обделать вторую комнату было не на что. Зимой работы не было, да и я был не плотник. Саша рос хотя и не тучным, но довольно смышлёным мальчиком. В Воскресенье я водил его в церковь к Утрени и Обедни, между службами мы заходили посидеть к псаломщику И. Ф. Смирнову, жена которого угощала Сашу горячими шаньгами.
Весною в 1892 году я поступил штурманом за 14 руб. в месяц к тому же Воронину. Капитаном моим был сосед С. Куколев, он был 1-й год капитаном, а я штурманом, но нам не посчастливило: судно, на которое мы приехали в Петербург, «Иоанн Предтеча» было под арестом за долги Воронина; но приказано было рассчитать команду и жить вдвоём. Жить сначала было скучно, но потом пообжились, к тому же пришёл с рыбой из Либау наш земляк Антон П. Хохлин, и вот мы были почти неразлучны, пока стояли в Питере; но он как видно был плохо здоров, но выпивал изрядно. Наконец в 1-х числах июня нам разрешили отправиться на Мурман. Команду нам дал Хохлин, и 14 июня мы отправились на море. До Копенгагена шли 20 дней, постоянные штили и противные ветры нам препятствовали. Прибыв в Копенгаген, на рейде мы стояли 3 дня из-за противного ветра, в Териберку мы прибыли уже 29 августа; в дороге шли 75 дней. В Немецком море мы видели шхуну «Свет», на которой был капитан Антон Хохлин, он нас догнал; а в Териберке мы узнали, что его привезли сюда мёртвого и хоронили в этот самый день, в который мы пришли. В Териберке своё судно мы оставили на зимовку, а меня перевели на корабль «Желание», который должен был отправиться в Архангельск. Вследствие не сообщительности моей жены мне пришлось не мало перенести хлопот.
