Александр I - [2]
Содержание писем Александра за границу также не соответствует представлению о нем как о человеке, которого тяготила власть. Действительно, даже в ранние годы своего царствования, когда Россия еще не была способна активно влиять на мировые события, Александр настойчиво требовал от государственных деятелей и правителей других стран уважения к своим взглядам и идеям. Он отстаивал свои права участвовать во всех европейских делах, принимать дипломатические решения, от территориальных урегулирований до установления внутренней формы государственного управления, независимо от того, имели ли эти решения какое-нибудь значение для России или нет. Например, во время наполеоновских войн он настойчиво выказывал интерес к территориальным и конституционным договоренностям о маленьких германских государствах, выражал участие в судьбе короля Сардинии и особый интерес к устройству Швейцарии. После поражения Наполеона Александр решил, что Россия должна играть главную роль в разрешении будущих европейских проблем. Когда разгорелись восстания на Пиренейском и Апеннинском полуостровах в 1820 годах, царь добровольно вызвался послать русские войска через всю Европу, чтобы помочь в восстановлении законной власти; это предложение остальные великие правители приняли без удивления, но с подозрением.
Кроме того, Александр делал смелые предложения о будущей организации Европы и устройстве ее дел. В 1804 году он представил Вильяму Питту предложение о реорганизации Европы в лигу либеральных и конституционных государств, основанных на «священных правах человечества» под отеческой заботой Британии и России. В то же время он предлагал законы и кодекс прав человека сделать едиными для всей Европы. В 1804 году Александр был слишком слаб, чтобы подкрепить свои взгляды, но после победы над Наполеоном, в которой русские войска сыграли решающую роль, он оказался в положении, позволяющем ему отстаивать свои идеи о европейской организации с большей силой. Его Священный союз со временем был с презрением отвергнут всеми государственными деятелями, но в 1815 году в Европе только английский принц-регент и папа смогли отказать ему в верности (турецкий султан не был приглашен).
Александр был уверен, что его законы получат полную поддержку, так как они несут благо всем европейцам. Он всегда утверждал, что его политика не только внутренне-национальна, но и предназначается для разрешения проблем всего континента; он и в самом деле считал, что его законы пойдут «на пользу всему миру». Он ожидал, что все люди оценят его «известные законы умеренности и бескорыстия». И все же эти умеренность и бескорыстие не мешали Александру увеличивать свою власть над обширными и стратегически важными территориями во все время своего царствования — Финляндией в 1809 году, Бессарабией в 1812 году и, что самое главное, Польским королевством в 1815 году (преимущественно за счет земель, которыми владела Пруссия после трех разделов Польши в конце восемнадцатого века). Царь расширил границы своей империи больше, чем каждый из двух его знаменитых предшественников в восемнадцатом веке — Петр I и Екатерина II, — и принес силу российскую в самое сердце Европы.
Контраст между заявлениями Александра о желании уединиться от мира и силой и энергией, с которыми на самом деле он утвердил свою власть дома и за границей, — это только один пример кажущихся противоречий между его словами и его действиями на всем протяжении царствования. Он объявил, что «любит конституционные установления» и «любит свободу», но отклонил конституционные проекты для России, которые были представлены ему на рассмотрение; он часто выражал свое отвращение к крепостничеству, но в общем-то так и не отменил его; он говорил о «правах человека», но посылал тысячи солдат и простых крестьян в военные поселения против их воли. Это привело к тому, что его изображали как очевидно лицемерного («играющего в либерализм» словами Ленина) или непоследовательного и слабого, управляемого более жестокими и уверенными советниками. Историки охарактеризовали его как «сфинкса» («Le Sphinx du nord» — в заголовке биографии Александра, написанной Анри Труайя) или как «загадочного царя» (в заголовке биографии Мориса Палеолога) в попытке передать его личные комплексы. Наполеон заключил, что в нем есть «что-то требовательное», а Кестльри просто считал, что он был психически неуравновешен. Подданные Александра резко разделялись во мнении о своем правителе. С одной стороны, существовали легенды, в которых он представлялся святым, с другой стороны — Преображенские староверы в Москве изображали его Антихристом с рогом и хвостом.
Александр, без сомнения, обладал способностью говорить то, что его слушатели хотели услышать, — он умел убеждать, по крайней мере в большинстве случаев, таких разных людей, как его бабушка Екатерина II, его учитель Лагарп, его польский друг князь Адам Чарторыский, его министр иностранных дел Иоаннис Каподистрия
