Александр Абдулов - [6]
Анна Каренина
И так это запало всем в момент съемки, что потом все друг у друга спрашивали: «Ничего, что я куру?» Я потом через двадцать лет назвал свою книжку «Ничего, что я куру?». Это все сделал не автор сценария, это все сделала музыка, появление которой нужно было уловить, не пропустить, а дальше держать основной тон и играть. Вот это и есть игра, это и есть актерская профессия. Она игра, а не нудеж, умственный и интеллектуальный. С этой беспрерывной «птицефермой», где все стукают, стукают носиками, стукают и ищут это проклятое зерно, которое то ли им есть, то ли нет. Только стук носиков раздается. А иногда и стука носиков не слышно, а слышна музыка. Потому что артистическая профессия — это тоже музыка. А все остальное к этой музыке прикладывается как бы само по себе.
Удивительные взаимоотношения были у Саши с Таней Друбич, удивительные. Они обожали, когда у них были парные сцены. Они их ждали, им это было так интересно! И когда мы снимали чеховскую картину «О любви», никому в голову не могло прийти и сказать: «А кто будет лучше играть? Жаров и Андровская или Абдулов и Друбич?» Только пошляки и люди, которые абсолютно не любят и не понимают, что такое искусство, могли такое говорить, и могло им это в голову прийти. Потому что Жаров и Андровская — это два гениальных артиста огромной артистической ушедшей эпохи. А Таня и Саша — это два изумительных артиста эпохи новой. И они не соревнуются, они живут, живут каждый в своем времени честно, чисто и талантливо. И может быть, одна из самых главных любовных сцен, которые пришлось сыграть Тане и Саше, — это сцена, которая заканчивается вальсом в фильме «О любви» в новелле «Медведь». И я почему-то каждый раз не могу смотреть эту сцену без того, чтобы какой-то спазм не подходил… Настолько здорово выражены эти чувства, которые называются у людей любовью, в этой вобщем бессловесной немой сцене под великую музыку композитора Гаврилова.
У Тани с Сашей были и смешные моменты. Саша все время хотел Таньку каким-то образом втянуть в постоянное русло большого кинематографа. Ей все время звонили какие-то люди и говорили: «Извините, пожалуйста, нам ваш телефон дал Саша Абдулов». Потом она ему говорила:
— Саша, ты что? Почему ты даешь мой телефон?
— Ты что, Тань? Там такая роль. Я когда посмотрел, только ты можешь ее сыграть, только ты!
— Саша, если я и буду когда-нибудь сниматься просто так, где могу сниматься, а могу и не сниматься, то это только с тобой.
И вот сразу после картины «О любви» был очень странный такой разговор, который черт знает чем закончился. Саша говорит:
— Слушай, Танька, вот ты после этой самой «О любви» что делаешь в кино?
— Ничего не делаю. У меня столько дел по жизни, по дому…
— Пойдем, снимемся в одной картине. Колоссальная картина!
— Какая картина?
— Ну ты Улицкую уважаешь?
— Ну Улицкая — выдающийся писатель.
— Пойдем, пойдем вместе снимемся! Это колоссальная будет парная история. Я поставлю условием, что или с тобой или…
— А что за история там?
— Ну Улицкая…
— Ну замечательно, что Улицкая. А что за история?
Саша так не хотел говорить, а потом выдал:
— «Веселые похороны»…
— Саша, ты в своем уме? Ну как ты можешь сниматься в картине с названием «Веселые похороны»? У тебя там что? Главная роль?
— Ну, конечно, главная. Но в ней есть одна исключительно ценная вещь.
— Какая?
— Танька, я там всю картину вот просто лежу. Во-первых, это очень хорошо, я хоть отдохну от всех этих моих мучительных перебежек по жизни. А во-вторых, Тань, это же Улицкая, пойдем!
— Саша, в картине с таким названием я даже с тобой сниматься не буду… Понимаешь? Не буду…
— Тань, так нельзя. Знаешь, так и Гамлета играть нельзя. Потому что Гамлета в конце выносят ногами вперед.
— Ну и Гамлета, значит, играть не нужно…
У Тани есть своя, неартистическая точка зрения на это. Тогда Саша сказал: «Ну как знаешь». И снялся сам, очень хорошо снялся в картине по прекрасному произведению прекрасного писателя Людмилы Улицкой «Веселые похороны».
У Саши была очень непростая жизнь. Со стороны кажется, что это жизнь — как песня во время забега на Олимпийских играх на пять тысяч метров. Причем он бежит первый и еще поет. Такое было ощущение у всех. Жерар Филип, Фанфан-Тюльпан бежит на пять тысяч метров в одних трусах и еще поет! Как-то так все и представляли Сашину жизнь. Нет. Я могу сказать, что я довольно хорошо знал Сашу и ничего этого не было. И когда произошли все эти невероятные и страшные события, встал вопрос. Я никогда не думал, что доживу до той поры, когда будут говорить об увековечивании памяти Саши. Во-первых, смешно, как это можно увековечить память? Но среди множества всяких предложений: хороших, безумных, ярких, нелепых, было два предложения, которые я очень хорошо помню, и я надеюсь, что моей жизни хватит на то, чтобы они воплотились в жизнь.
Тайны мадам Вонг
Саша был арт-директором, вице-президентом нашего фестиваля «Дух огня» — большого фестиваля дебютного, молодого кино в городе Ханты-Мансийске. И он очень много сделал для того, чтобы этот фестиваль стал таким, какой он есть сейчас. Очень много туда вложил энергии и сердца. Я очень хорошо знаю все любимые места Саши, но одно из самых любимых и Сашиных, и моих мест был и остается город Ханты-Мансийск. И то время, в которое ежегодно происходит наш фестиваль. Это конец зимы, последняя неделя февраля. И мы уезжали отсюда из Москвы туда, где стояли морозы -22, -25 С°, которых, правда, не чувствуешь, потому что там абсолютно сухой здоровый таежный воздух, и возвращаемся обратно, когда уже весна. И вот на этом перепутье зимы и весны стоит наш фестиваль, к которому мы, когда работали вместе, относились с огромнейшей нежностью и любовью.
