Актеры - [63]
А жизнь шла своим чередом… Уходили годы, молодость, города мелькали за городами, мы снова возвращались в Сочи, Армавир, Майкоп, Краснодар, Ставрополь, Ейск. Крепили актерский состав, пополняли и обновляли свой репертуар, отдавая, предпочтение советским пьесам, которые появлялись все чаще и чаще.
Но вот в Майкопе нас постигло неутешное горе… У нас смертельно заболела всеобщая любимица Зиночка — дочь нашего театра. Она была сиротой, у нее никого не было из родных. «Театр меня спас, теперь я не одна, теперь у меня большая семья дартистов и есть для кого и для чего-жить. Теперь я хочу жить на свете много-много лет, хоть больше ста!» — говорила она звонко.
В театре она могла играть и девочек и глубоких старух, мыть полы, шить и чинить костюмы. Как-то стала протекать крыша нашего театра. Девушка полезла на крышу и не ушла оттуда, пока не починила ее. А после этого Зиночка ухарски танцевала на сцене мещанскую сатирическую полечку, а потом в старинном платье, пудренном парике и фижмах пела грустные песенки далекого прошлого. И если бы потребовалось, она не задумываясь умерла бы во имя театра, потому что она безраздельно, всем своим существом принадлежала искусству, театру.
Зиночка заболела сыпным тифом. Положение ее было безнадежным. Умирая, она в бреду пела песенку кружевницы, потом говорила с декорациями как с живыми существами.
…Похоронили мы Зиночку на маленьком, запущенном кладбище. Желто-красные осенние листья шелестели, кружились и падали на холмик, под которым лежала Зиночка. Мы долго не уходили с кладбища, стояли молча, растерянные, осиротевшие.
Уже вечерело. Беспощадное время звало к спектаклю, который должен был начаться через час, через два. Кто-то в слезах произнес: «Сегодня спектакль», — и мы поплелись в город.
А на маленьком холмике лежал и плакал горючими слезами, может быть впервые в жизни, Богатырь. Он полюбил первый раз в жизни.
Утром Васю нашли мертвым. Он повесился. В кармане у Васи нашли, коротенькую записочку:
«Я умираю, в моей смерти никого не вините. Я ушел за Зиночкой потому, что для меня без нее нет жизни. Вася».
ГЛАВА 10
Смерть Зиночки и Васи внесла в нашу жизнь смятение. Мы никак не могли прийти в себя после несчастья и на несколько дней отменили наши спектакли. Дни, которые мы не играли, пошли в счет наших будущих выходных дней. Надо было как-то найти время и уложить в наших сердцах все то, что произошло.
После их смерти стало ясным, как беззаветно и чисто Вася любил Зиночку. Свою большую, светлую любовь он свято таил от всех. Он даже другу Александру Ивановичу (Мастеру) не поведал о своей любви к Зиночке.
С нами со всеми у Васи были очень теплые дружеские отношения, хотя по натуре он был довольно замкнутый человек. Он очень любил книги, читал их запоем и как-то раз застенчиво мне сказал: «Ух, Павел Абрамович, как я хочу получить образование…» С книгой Вася был очень аккуратен, никогда не было случая, чтобы он завез чужую книгу, тут он был до болезненности щепетилен. Александр Иванович (Мастер) ему даже смастерил несколько футляров своего изобретения, и книга в этом футляре не портилась, не мялась и после чтения была, как новенькая, такой же футляр он подарил и Зиночке.
После смерти Васи и Зиночки Александр Иванович, исчез неведомо куда. По почте мы получили небольшое письмецо, написанное тонким, бисерным почерком:
«Дорогие дартисты, не сердитесь на меня, я потерял Васю и не могу с вами больше оставаться, хоть очень полюбил вас. К бродягам не вернусь, слово человека даю вам. Спасибо вам за все, за все… Ваш друг на всю жизнь. Мастер.
А собственную жизнь смастерить не мог, какой я «мастер»… Ваш Александр Иванович».
Так кончилась эпопея с нашими приемышами в театре ДАРТ.
Надвигалась зима. Надо было решать, где мы будем дальше работать. На зиму решили остаться в Майкопе, так как городской исполком и комитет искусств нам предложили остаться с тем, чтобы мы больше играли драматические спектакли, а один или два раза в неделю давали наши дартовские спектакли.
Приступили к ремонту театра, а я выехал в Москву дополнять труппу новыми артистами и репертуаром.
И вот я в Москве. Первым, кого я встретил на Тверском бульваре, был Володя Торский, мой друг и товарищ юных лет, мы с ним еще у Кручинина работали в Краснодаре. Володя — умный актер и режиссер. Он ввел меня в курс московских театральных событий. Когда он узнал, что я приехал набирать актеров для Майкопа, он вдоволь посмеялся надо мной и сказал, что пора мне уже работать в Москве. Он сам в настоящее время работает в театре «Корша», может и меня туда рекомендовать. А в театре «Корша» был тогда блестящий состав, были такие замечательные актеры и актрисы, как М. М. Блюменталь-Тамарина, Е. Шатрова, Л. С. Полевая, В. Н. Попова, А. В. Токарева, И. Р. Пельтцер, П. И. Леонтьев, Е. А. Боронихин и другие крупные актеры того времени, по составу это был сильнейший театр в советской стране, не уступавший ни Малому, ни МХАТу. В таком театре, конечно, было лестно поработать и поучиться у таких прекрасных мастеров. Через несколько дней меня вызвали для переговоров с дирекцией театра и предложили работу. Я не мог принять предложение театра, так как подвел бы товарищей, которые уже съезжались в Майкоп, и город, поручивший мне комплектовать и готовить зимний сезон. И я, скрепя сердце, уехал в Майкоп, хотя честно признаюсь, очень хотелось поработать в хорошем театре и в Москве.
