Аконит 2019. Цикл 2, Оборот 1 - [27]

На гонку он решил пойти в коротких лыжах. А для ускорения он предварительно обильно смазал любрикантом анальное отверстие, чтоб эффективнее скользили ягодицы в кожаных штанах. Он двигался самозабвенно, как неугомонный ловелас — герой утех… пока не зазвучали шлягеры из прошлого столетия. И «лунная походка» повернула вспять его заход на гонку. Как можно чётче и «на стиле», под крики взбалмошной толпы, на месте закрутился вычурный дебил, забывший в ритме музыкальном, что изначально план на день был чуточку иной.

Звонкий скрежет и дребезжащий шум прервал в другом пространстве трассы музыкальный ритм:

11) Байкер Иннокентии из грозной группировки «Ночные горшки» катился на шестиколёсном тазике, напоминающем советский луноход в XX веке. И Кеша поместился в нём, торчала только голова с арбузным шлемом. Но вот на идеально ровной кочке отлетает полусфера и… ничего такого, слава высшим силам, он продолжает гонку. Идеально ровной кочкой на аномальной зоне за кольцами Московии в простонародье у людей зовётся — «пункт», иль по-другому — «мелкий пунктик»: «пучок условно невидимой кривизны территории», их ежедневно замечают местные сталкеры, живущие десятки лет в Московии и способные разглядеть пространственные искривления, пришедшие от катастроф давно минувших дней.

12) Славянский вэдэвэшник Алоизий Штойнберг (или просто — Изя) на боевом слоне, который постоянно делал остановки у паровых фонтанов (коих много) для набора влаги, ведь толстокожий боевой юнит всё знает: его наездник просто жить не может без воды термальной.

Ну как же здесь не быть на наших гонках хоботам на ножках. Филькина Республика — родина слонов. На радость извозюкавшимся детям и вспотевшим интуристам Асии наш бравый пацифист способствовал поливу жаждущих вкусить публичных бань. Мы не в обиде, что гонку он не выиграл. Поток горячего добра из хобота — всеобщая награда.

А на финишной прямой всех обогнал 13) элитный вегетарианец-бомж по кличке Леопольд на чуточку хромой, но шестилапой аристократической дворняге панинской породы по прозвищу Ковбой. Бомжа довольным хрипом поддержали веганы-друзья, арендовавшие себе замызганную ложу под стать их вип-персонам.

Рыблёвская позолоченная, молодёжь усердно обслужила постеленную ими же трёхслойную картонку, поднося бомжам коктейль «Кровавой мэрии» (в её состав идёт незамерзайка с экстрактом реагентов), а также успевала каждому бродяге поднести поджарый чебурек с крапивой, щавелевый супец, а на десерт — желе с крыжовником. А вытирали (эти свободные от предрассудков люди) свои небритые мордахи постными блинами в виде ромба.

Таковы итоги этих гонок, дорогие радиодрузья.

Не огорчайтесь, мы расстаёмся ненадолго. И не беда, что не у всех есть единственно оставшийся и вечный живчик — серверо-корейский телеграфный интернет, а просто напишите на клочке бумаги и отправляйте ваш конверт на общеизвестный адрес ОРТ — площадка Останков Россиянской Телебашни. Все письма прочитаем и обязательно ответим всем.

До новых встреч, друзья!

С вами был Дми-итрий Нудиев. Удачи вам, любви, терпения. Всё… пока… пока.

КАТЕРИНА БРЕНЧУГИНА ТИХИЙ БЕРЕГ

Однажды я увидела сон. Удивительно, но я запомнила его до мельчайших подробностей.

Я не помню, как всё началось. Но помню, где: расположенный на одном берегу небольшой безвестный городок — и вечная тишина и почти нетронутая природа на другом.

Речь пойдёт о тихом береге.

Когда мы покидали город, на дворе был ХIХ век. Стояла тихая и безветренная погода с пустым и безвкусным воздухом. Нас, детей, повезли в расположенный на противоположном берегу лагерь. Мы сели в повозку, и она неспешно заскрипела по укатанной земле. Сначала мы проехали по широкому тракту мимо соснового бора, после въехали на большой серый мост и от него свернули налево в берёзовую рощу По одну сторону дороги деревья были большими и развесистыми, по другую же — тонкими и хлипкими.

Вскоре мы выехали из рощи, и первым, что открылось нашему взгляду, было небольшое здание из красного кирпича. Оно впитало в себя изящество XIX века и простоту ещё не наступившего XX. Крыша, словно старая поношенная шляпа, устало накинутая на голову нищего, грозила обрушиться в любой момент. Над ней вздымались полуразвалившиеся, почерневшие трубы, судя по всему, давно не использовавшиеся. Рядом находилась небольшая деревянная пристройка, тоже старая и почерневшая, наверняка не раз познавшая ярость пожара — но в ней до сих пор шла какая-то деятельность, выдававшая себя непрестанным шелестом бумаги.

Кирпичное здание было трёхэтажным, причём каждый этаж разной высоты. Первый из них был пуст, никем и ничем не занят; круглые сутки по нему гулял сквозняк, играя несмазанными петлями небрежно сколоченных из досок дверей и гулко хохоча под высокими потолками. Второй предназначался для руководителей лагеря, на нем располагались кабинеты и пара жилых комнат. Третий мог бы быть чердаком, однако не являлся им; неизвестно, зачем он вообще там был, и зачем к нему была пристроена лестница — он пустовал так же, как и первый этаж. Уже после нам рассказали, что когда-то внутри него находились огромные печи, тепло от которых отапливало и это здание, и соседние. Второе здание было белым, слегка обшарпанным, над окнами и дверьми виднелась лепнина в виде кустов, цветков, горшков, руст, барельефов с изображениями детских лиц, львиных голов и птиц. Единственный его этаж был укреплён над землёй на толстых колоннах; там располагались жилые комнаты, подняться к которым можно было по изящным, украшенным тонкими кругло скульптурными листьями лестницам, стоящим в шахматном порядке по обеим сторонам странного строения. Около пяти комнат — и больше ничего.